Патриот. Жестокий роман о национальной идее - стр. 38

Слухи о том, что можно бесплатно и, главное, без цензуры разместить в Сети для всеобщего обозрения любую собственную мысль, облекши ее в форму небольшого повествования, расползались с колоссальной скоростью. Вскоре почти во всех российских офисах не осталось ни одного человека, кто не знал бы о существовании Жориного сайта. В день тысячи людей, улучив на работе свободную минутку, набирали заветные буквицы «fuck» и спустя мгновение переставали быть самими собой. На смену Оле, Маше, Пете и Денису приходили Херба, Степан Ублюдков, Мандаринка и Алкей Швеллер. Эти странные псевдонимы с неясными на первый взгляд производными именовались никами, и под этими самыми никами офисный народец, называемый «планктоном», отрывался на всю катушку. Каждый мог написать что угодно о своем идиоте-начальнике, да и просто о ком угодно: анонимность развязывала фантазию, а с нею и языки. Движение стремительно набирало обороты, появились свои любимые авторы, просто известные персонажи, и одним из них стал некто Миша с ником Змей.

У Жоры Лаврикова была одна, вне всякого сомнения достойная любого творческого индивидуума, черта: он никогда не доводил ничего до конца. Вот и «fuck» надоел ему, словно старая игрушка избалованному ребенку. К тому же после столь провально проведенной предвыборной кампании авторитетного кавказского предпринимателя, за время которой на счетах Жоры отложилось что-то около восьми миллионов долларов, он решил, что слишком хорош для России. Его жена Лурдес, Лурдита – красавица из Коста-Рики, каким-то чудом попавшая в московский модельный бизнес, по ее собственному выражению, «замерзла». Именно так она однажды и заявила Жоре, что называется, в лоб прямо с утра, когда тот с трудом разлепил воспаленные от ночного бдения за компьютером веки:

– Жорес, – так она называла его на испанский манер, – я очень замерзла здесь и не хочу больше жить в твоей стране. Я хочу уехать, вернуться к себе, в свою маленькую теплую Коста-Рику, где нет снега в мае, где, черт меня возьми, вовсе нет никакого снега!!! Я южный цветочек, понимаешь, а здесь я могу жить только в оранжерее, иначе я просто завяну раньше времени и стану такой же блеклой и невзрачной, как все ваши бабы!

– С чего это ты взяла, что наши бабы блеклые и невзрачные?! – начал было возражать Жора, но Лурдита пресекла его негодование простой фразой, брошенной ею усталым и делано безразличным тоном в стиле себе под нос:

– Ну, женился-то ты на мне.

На это Жора не нашел ответа и, выйдя на кухню, приоткрыл окно, выходящее в сад. За окном стояли белые искристые стволы, за окном было все, кроме солнца и тепла, и где-то там, очень далеко, так что этого никак было не увидеть, авторитетный кавказский предприниматель точил свой племенной кинжал, пробуя ногтем лезвие. При воспоминании о предпринимателе и его кинжале Жора поежился, закрыл окно, нервно закурил, удерживая сигарету в трясущихся пальцах, и позвонил Змею:

– Мишка, я сваливаю.

– Э-э-э, не понял… Куда это ты, Неро?

– Неважно. Я замерз и, чтобы не окоченеть на веки вечные, покидаю берега нашей родины.

– Ну, в добрый путь, как говорится, – равнодушно напутствовал Змей, недолюбливающий Жору за его капиталы и лидерство.

– Змей, я только об одном тебя прошу: ты движуху сохрани, ладно? Придет время, и она для тебя хорошую службу сослужит, наживешь с нее, понял?