Патриот - стр. 17

– …Семь…

– Точно, семь. Вот эти люди – настоящие гении. А ничего изобретать не надо. Оно и так есть. Клатчцы просто-напросто нашли его.

– У них там целая пустыня этого самого ничего, – согласился Шноббс.

– Во-во! Верно сказано. Пустыня. Которая, как известно всякому, представляет собой, в общем-то, ничто. То есть является для этих клатчцев естественным источником сырья. Верная мысль. А мы – мы гораздо цивилизованнее, у нас кругом много чего, и все надо считать, вот мы и изобрели числа. Это как… ну, еще, к примеру, говорят, будто клатчцы изобрели астрономию…

– Ал-трономию, – поправил Шноббс.

– Нет-нет… Нет, Шнобби, к тому времени они уже выучили букву «с» – скорее всего, у нас стырили… Короче, они должны были придумать астрономию, потому как на что еще им смотреть, если не на небо? Любой дурак может таращиться на звезды и придумывать им имена, так что называть это «открытием» будет чересчур. Одно дело – изобретать, и совсем другое – таблички с надписями развешивать.

– А еще, я слышал, у них целая куча всяких разных странных богов, – сказал Шноббс.

– Ага, и чокнутых жрецов, – поддержал Колон. – Их хлебом не корми, дай пену изо рта попускать. И во что только эти клатчцы не верят, буквально во всякую ерунду!

Протекла еще минута, в течение которой собеседники в молчании следили за действиями художника. Колон предвидел следующий вопрос и боялся его.

– Так чем же они все-таки от нас отличаются? – поинтересовался Шноббс. – Я потому спрашиваю, что некоторые наши священнослужители тоже…

– Знаешь, Шнобби, мне, может, показалось, но твой голос звучит как-то не совсем патриотично, – сурово оборвал его Колон.

– Что ты, конечно, показалось! Я просто спросил. Я же вижу, они гораздо хуже нас – они же иностранцы и прочее в том же роде…

– И, само собой, им бы только чью-нибудь кровь пролить, – добавил Колон. – Да своими кривыми мечами помахать – гады кровожадные.

– То есть… Ты хочешь сказать, они так и норовят кровожадно напасть на нас, трусливо убегая от холодной стали, которой только что отведали? – уточнил Шнобби, память которого предательски точно фиксировала все нюансы предыдущей беседы.

– Я хочу сказать, что доверять этим клатчцам нельзя. А после еды они рыгают как слоны.

– Ну… ты тоже рыгаешь, сержант.

– Да, но я не выдаю это за хорошие манеры.

– Хорошо все-таки, что у нас есть ты, сержант. Ты так все хорошо объясняешь, – покачал головой Шнобби. – Просто поразительно, сколько всего ты знаешь.

– Я и сам порой на себя удивляюсь, – скромно согласился Колон.

Художник откинулся, чтобы полюбоваться своей работой. До собеседников донесся вырвавшийся из самых глубин его души скорбный вопль. Колон и Шноббс удовлетворенно кивнули.

Жизнь научила Моркоу, что переговоры об освобождении заложников – крайне сложное дело. Тут главное не торопиться. Пусть говорит другая сторона, когда будет готова.

Поэтому, спрятавшись за перевернутой телегой, которая служила надежным прикрытием от стрел, Моркоу решил написать письмо домой. Каждое такое письмо давалось нелегко, вот и сейчас он морщил лоб и грыз кончик карандаша. К орфографии и пунктуации Моркоу подходил чисто с баллистических позиций (как это называл командор Ваймс).