Патриот - стр. 8
– Скажи, похож? Копия!
– Вероника, – сухо попросил Знаев, – немедленно объясните, что происходит.
– Это твой сын. Серёжа. – Она показала пальцем. – Сергей Сергеевич. Остальное – графика. Обработано на компьютере. Ты же поверил?
– Графика, – сказал Знаев, отмахнувшись от вопроса. – Ага. Понял. Сергей Сергеевич. Графика. Но зачем?
– Для юмора. Ты же напрягся, Сергей! Побледнел даже. Ты поверил!
– Для юмора? – переспросил Знаев.
– Да.
– То есть мне должно быть весело?
– Я так хотела.
– Хорошо, – сказал Знаев, подавляя гнев. – Считаем, шутка удалась. Меня не снимают скрытой камерой, надеюсь?
Она смотрела, как он злится, а сама в его злобе никак не участвовала, защищённая чем-то – может, материнством, подумал он; может, не врёт?
– Ты совсем меня не помнишь? – спросила она.
– Нет.
Вдруг всё показалось ему пошлым: распахнутые окна, отражающие уличное мельтешение, и солнечные блики на полированных столах, и бармен, осведомляющийся у вялого клиента, какой именно сахар добавить в кофе, тростниковый или жидкий? Всё было примитивно-водевильным, «у тебя есть сын, ты разве не рад, гляди, как похож».
Вялый клиент оглянулся на него коротко; это был обязательный посетитель любого московского кабака, так называемый «печальный коммерсант», уединённо прикидывающий дебет и кредит над чашкой кофе: брови сдвинуты, взгляд вперён в телефонный экранчик; скоро я сам стану таким парнем, подумал Знаев.
Глотнул воды – и лицо вдруг обожгло сильной болью, словно током поразило. Едва удержался от крика.
Вероника заметила, посмотрела с тревогой – а он, извинившись сквозь зубы, жмурясь попеременно одним и другим глазом, выбежал в туалет.
Все кабины оказались заняты, вдоль ряда дверей нетерпеливо прохаживался человек с хмельной некрасивой гримасой на загорелом красивом лице; Знаев отвернулся и зажал ладонью глаз, пытаясь сдержать покатившиеся по щеке слёзы.
В туалете долго, аккуратно растирал лицо мокрыми пальцами, стараясь не трогать левую половину лба. Подождал, пока пройдёт. Это всегда проходило. Боль длилась минуту или две. Когда начиналось – надо было просто ждать. Заболевание нервной ткани, воспаление, он всё про это знал, он давно это лечил.
Он надеялся, что это само пройдёт. Болезни – это вам не долги, иногда сами проходят.
– Простите, – сказал он, вернувшись. – Здоровье ни к чёрту.
– Ничего, – сказала она.
– Вероника, извините за неприятный вопрос… Вы… Ты… не могла бы напомнить…
Она не обиделась.
– Была осень. Я жила у тётки, на Чистых прудах. Гуляла вечером. Ты вышел из театра «Современник». Вывалилась целая толпа… Ты – один из первых… Ещё друг у тебя был, очень пьяный… Ты споткнулся и выругался, а потом догнал меня и извинился за бранные слова, оскорбившие слух юной девушки… Так и сказал. Мы встретились на следующий день. Ты оставил телефон, но сам не позвонил. Я поняла, что не нужна.
Она продолжала улыбаться, глядя ему в переносицу.
Знаев попытался вспомнить и не сумел. Вздохнул. Время шло. Ситуация запутывалась.
– Вернёмся к теме юмора, – предложил он. – Во-первых, Вероника: генетическая экспертиза обязательна, за ваш счёт. Если ребёнок мой, я возмещу расходы. Во-вторых, – он кашлянул, – считаю своим долгом предупредить: у меня совсем нет денег…
– Это неважно, – перебила она.
– Допустим, неважно, – перебил Знаев в свою очередь. – Но я обязан обрисовать картину… Я – бывший богатый человек… Сейчас – ничего нет, совсем. Была квартира, большая, хорошая, – выставил на продажу. Был загородный дом, тоже хороший, большой, – продал. Был коммерческий банк, очень хороший, замечательный, но на его месте теперь глубокая воронка… – Он облизнул губы. – Есть магазин ещё, супермаркет, совсем прекрасный, но его скоро отберут за долги… Или отожмут… Ничего у меня нет. Честно. Вот вам крест святой.