Патрициана - стр. 17
— Ты? — он заставил себя открыть глаза. Норен хотел заговорить в полный голос, но сумел выдавить лишь бесшумный вздох. — Почему ты меня спасла?
Энтари долго не отвечала.
— Меня зовут Велена Хейд, — сказала она наконец. Она явно не знала, какой эффект произведёт на гладиатора её имя, но увидела что-то своё в его глазах. — Скоро ты будешь мне принадлежать.
«Она», — пронеслось в голове. «Цель».
Норен сделал усилие и кое-как поднялся на четвереньки. Большего сделать не удалось.
— Ты хорошо дрался.
Слова энтари током пробежали по спине. Норен ненавидел себя за то, что они доставляют ему такую радость. Он хотел было ответить, что искусство катар-талах не обрадовало бы энтари настолько, если бы Норен ещё был свеж и здоров, когда та оказалась возле него, но только молчала, глядя в зелёные глаза с золотыми искорками, всё отчётливее проступавшие в темноте.
«Опять», — отчаянно пронеслось в голове. Им никогда не рассказывали, что у энтари есть таинственная сила — одним взглядом, голосом подчинять себе. Норен узнал это сам за годы, проведённые в плену. Большинству из них ему удавалось противостоять. До сих пор — кроме одной.
И вот ещё одна энтари пробовала свою силу против него.
Не получив ответа, зеленоглазая шагнула вперёд, открывая взгляду Норена светлокожее, будто выточенное из мрамора лицо.
— Не знала, что крылатые умеют проливать кровь. Кто тебя научил?
«Мастер Инаро», — пронеслось в голове, но Норен заставил себя промолчать и плотнее сжать зубы. Энтари нельзя доверять. С ними вообще нельзя вступать в диалог. Сказав лишь слово — ты уже проиграл.
- Покажи мне свои крылья. Они черны как ночь, ведь так?
Гостья наклонила голову вбок. Норен смотрел, как рассыпаются по белой ткани туники угольные пряди шелковистых волос. «Ты должен её убить», — напомнил он себе, — «Таков твой долг. И, может быть, Тот сдержит своё слово… и освободит. Позволит умереть».
Как не вовремя эта слабость. Впрочем… может, как раз — вовремя?
— Ты станешь мне служить?
Он не сразу понял, что Хейд задаёт ему вопрос.
— Я не служил и никогда не буду служить никому, кроме зиккурата Сизых Облаков, — голос хрипел, когда Норен произносил это вслух.
Велена постояла за решёткой ещё недолго, развернулась и пошла прочь.
Норен остался один. Закрыл глаза и, преодолев боль, попытался провалиться в сон. Он лгал. Не смел сказать вслух о том, за что до самой смерти будет себя презирать.
«Ты служил энтари, жалкая тварь», — неумолимо настаивал голос внутри него. — «Ты предал всё, чему присягал».
Золотые волосы, рассыпавшиеся по белым плечам, промелькнули у него в голове.
«Будь проклята их красота. Будь прокляты они все».
Если бы крылатые верили в богов, Норен молился бы своим, упрашивая простить за всё, что успел совершить. Но у крылатых были только храмы, в которых они поклонялись сами себе.
«Ты не заслуживаешь, чтобы кто-то тебя искал», — подумал он. — «Ты не заслуживаешь ни свободы, ни смерти. Мастер Инаро никогда не позволил бы тебе войти в храм, если бы знал, кем ты стал».
Велена уже почти покинула колизей, когда дорогу ей преградило тучное тело распорядителя арены.
— Многие были недовольны, патрициана. Вы сорвали хорошее пари.
Велена поморщилась. Говорить с Луцио было ниже её достоинства, но иногда приходилось делать и это.