Патриарх Никон. Загадки Раскола - стр. 12

До 1648 года Морозов запрещал допускать к рассуждениям с монархом о благочестии иных книжников и старцев (вероятно, за исключением Боголепа Львова, если он приезжал в Москву). Оттого лучшие церковные умы России, как то Наседка, Азарьин или Шелонин, не имели с кружком никаких отношений. Даже родного дядю Ртищева – Симеона Потемкина, известного книжника и знатока трех языков (латинского, греческого, польского), проживавшего в Смоленске, – не перевели в русскую столицу к родному племяннику. Фактически Алексей Михайлович изо дня в день общался с одним ученым человеком – Ванифатьевым. При всем уважении к наставнику царь не мог не чувствовать себя в определенной изоляции, которую регулярно нарушали только пятничные визиты игумена, затем архимандрита Никона. Гость оживлял беседу, привносил в нее свежие нотки, новые темы. За два года юноша и полюбил, и научился дорожить этими посещениями, надолго запомнив того, кто умел помогать всем страждущим – и нищим вдовам, и бедным сиротам, и одинокому «великому государю».

И все-таки Ванифатьев обладал уникальным талантом проповедника. Ведь протопоп сумел распропагандировать в пользу греческой и малороссийской формы православия помимо царя, Ртищева, Вельяминовой и самого Никона, за сорок лет жизни повидавшего многое и многих, отыскавшего собственный идеал церкви не сразу, и не в школах и коллежах, а в монастырях и скитах. Тем не менее к 1648 году Никон стал убежденным сторонником постепенной украинизации и эллинизации русской церкви, что имело далеко идущие последствия.

Восстание, вошедшее в анналы истории под звучным наименованием Соляной бунт, в действительности вспыхнуло не из-за соли. Как упоминалось выше, одиозный налог Морозов упразднил за полгода до мятежа, и то, что событие окрестили в честь него, не более чем курьез. Настоящая причина народного возмущения коренилась в ином, и нетрудно догадаться, в чем именно. Да, в том самом разбойном способе выколачивания из населения «выкупных» денег. В Москве «эффективный метод» достиг наибольшего размаха. В казну поступала львиная доля данного «налога». В ней же и степень ненависти к начинанию поднялась на самую опасную высоту. Разумеется, общественная неприязнь обратилась на главу ведомства, выбиванием монет занимавшегося, – на Л. С. Плещеева. Покончить с «плещеевщиной» желала едва ли не вся Москва, и потому на первый взгляд удивительно, что умница Морозов опоздал с закрытием прибыльного «проекта».

Что ж, и вправду опоздал, переоценил выносливость москвичей или просмотрел нужный момент, увлеченный другими делами… внешнеполитическими. Обстановка там, куда намеревались вторгаться, в Польше, весной 1648 года накалялась день ото дня. Взаимные противоречия между католиками западных областей и православными восточных, королем и сеймом, ляхами и казаками нарастали стремительно. Король Владислав IV собирался реорганизовать систему власти, усилив собственную за счет полномочий сейма. Для того и наладил тайный союз с запорожскими казаками, недовольными произволом польской шляхты в отношении православного населения республики. После жестокого подавления казацких восстаний 1635–1638 годов, фактического введения на мятежных землях оккупационного режима мирное сосуществование католической Польши и православной Украины под варшавским скипетром становилось невозможным, а разрыв между ними – вопросом времени. Спасти Речь Посполитую от раскола реально мог лишь политический союз польского короля с малороссийской старшиной. Цена единства отныне включала две позиции – политическую автономию Украины и расширение прерогатив монарха. План действий Владислава IV выглядел незамысловато: по команде короля старшина поднимает народное восстание, сметающее все на своем пути, после чего государь предлагает сейму выбрать из двух зол наименьшее, а именно предотвратить гражданскую войну предоставлением казакам ограниченного суверенитета в составе польского королевства. Гарантом реформы будет лично Владислав IV, для чего палата депутатов соответствующим образом изменит статус монарха.