Патриарх Филарет. Тень за троном - стр. 11
Царь Фёдор Иоаннович. Антропологическая реконструкция М. М. Герасимова
Схоронив Никиту Романовича в родовой усыпальнице в Московском Новоспасском монастыре, его наследники Романовы во главе со старшим сыном оказались на 11-м месте в Думе. Выше Фёдора по значению наместничеств (согласно росписи, приведенной ещё Н. М. Карамзиным) были Ф. И. Мстиславский, И. П. Шуйский, Д. И. Годунов, Б. Ф. Годунов, А. И. Шуйский, С. В. Годунов, Г. В. Годунов, Д. И. Шуйский, И. В. Годунов и Н. Р. Трубецкой. Годуновы, как видим, стремились прибрать к рукам побольше почётных титулов. «Молодого» при дворе (хотя солидного для тех времён по годам) Фёдора Никитича они постарались представить как «своего». Когда конюший боярин, наместник казанский и астраханский Борис Фёдорович Годунов поделился одним наместничеством с боярином-дворецким и наместником казанским и нижегородским Иваном Васильевичем Годуновым, то последний как бы «уступил» часть своего титула первому Романову.
Но помимо чиновности, при дворе существовали ещё степени знатности. По ним двоюродный брат («братанич») царя Фёдора Иоанновича был выше многих людей, старших его по службе, не говоря уже о юном для боярина возрасте, выделявшем Фёдора Никитича среди маститых старцев. «Знатность» в данном случае означала степень признания при царском дворе.
Так, на приеме имперского посла бургграфа Авраама Дунавского (Абрагама Донау) 22 мая 1597 г. выше всех у царского престола с державою в руке стоял Борис Фёдорович Годунов – реальный правитель при слабом государе-молитвеннике. Чтобы отодвинуть от трона других бояр, Годунов использовал обычай, введенный Иваном Грозным, считавшим представителей «царских» родов из самых захудалых ордишек несравнимо выше своих «холопов» из древних русских фамилий. На лавках сбоку от трона изумленные немцы узрели узкоглазеньких «царевичей» Араслан-Алея сына Кайбулы, Маметкула сибирского и Ураз-Магомета киргизского, среди коих затесался князь Фёдор Иванович Мстиславский. Не диво, что немцы долго принимали россиян за азиатов!
Зато далее, на большой лавке перед троном, Фёдор Никитич Романов сидел третьим после Василия и Дмитрия Ивановичей Шуйских. Не все бояре-наместники были в Москве и присутствовали на приеме, но все равно Романов был поставлен выше ряда лиц, превосходивших его честью наместничества: А. И. Шуйского, С. В. и И. В. Годуновых, Н. Р. Трубецкого, не говоря уже о других боярах.
Годунов сдержал обещание умирающему Никите Романову и покровительствовал его детям, особенно памятуя о близости юношей к царю Фёдору Иоанновичу, а также о симпатиях народа и знати к родичам доброй царицы Анастасии Романовны. Благорассудный же боярин Фёдор Никитич мудро не вступался в государственные дела, но заботился о своей популярности в народе.
Великое разорение страны Иваном Грозным ввергло русский народ (крестьян, холопов, ремесленников, попов, мелких купцов и дворян) в такую бездну нищеты, которой смог добиться позже разве что Петр I. В это же время молодой красавец Фёдор Романов сорил деньгами. Его выезд потрясал воображение, его кони, охотничьи собаки и ловчие птицы были едва ли не лучшими на Руси. Он не мог допустить, чтобы на Руси нашёлся лучший наездник или более удачливый охотник. Фёдор Никитич был, разумеется, первейшим щёголем, превосходя всех роскошью одеяний и умением носить их. Если московский портной, примеряя платье, хотел похвалить заказчика, то говорил ему: «Ты теперь совершенно Фёдор Никитич!»