Пасечник - стр. 12
На стиральной машинке, в которой мама откровенно побаивалась стирать – била током, лежала стопочка сменного белья: футболка, трусы, любимые Егоровы треники. Домашняя одежда, пахнувшая свежестью, домом, какими-то духами. Алла Леонидовна вечно запихивала использованные флакончики и кусочки туалетного мыла в шкаф с бельем – для аромата. Спортивные штаны оказались коротковаты. Ну да ничего, и это мы переживем.
С кухни доносился аромат жареной картошки. Мама всегда готовила ее по особенному, не жалея сливочного масла. Она поставила перед сыном огромную чугунную, скворчащую сковороду. Он любил есть картошку прямо со сковородки, соскребая прижарку вилкой. Открыла банку с маринованными огурчиками, достала из маленькой кастрюльки томленые в собственном соку котлеты. И компот! Клубничный, ароматный, с легкой кислинкой.
– Я, сынок, водочки купила, но думаю, зачем? Завтра для гостей прибережем, да?
– Да, мамуля, да, – согласился Егор.
Он с удовольствием приступил к еде, а мама, подперев рукой щеку, сидела напротив и любовалась, как сын аккуратно, с аппетитом, похрустывая огурцом, ел. Мягкий свет маленькой лампы «бра» освещал их кухню. Тихонечко мурлыкал холодильник. На подоконнике толпились горшочки с фиалками. Тюлевая занавеска, накрахмаленная и подсиненная, стояла колом.
Расписные деревянные разделочные доски все так же висели на деревянных гвоздиках – мама не желала ничего на них разделывать, так они были красивы. Еще одна, сыновний подарок, красовалась на почетном месте: на фанерке криво выжжено: «Любимой мамАчке 8 март». Ее семилетний Егор когда-то торжественно вручил матери.
Все дышало неповторимым уютом, любовью, безопасностью. Казалось, начнись на земле какая-нибудь вселенская беда – здесь, у мамы всегда можно спрятаться, сказав: «Чур, я в домике». И мама никогда и никому тебя не даст в обиду, потому что никого на свете нет сильнее и красивее мамы. Жалко, что на самом деле это не так. И Егор, как никогда, это понял сейчас. Она – худенькая, хрупкая, словно танцовщица из сказки Андерсена, сама нуждалась в сыновьей защите и опоре.
Он обнял и поцеловал мать, поблагодарил ее, помог убрать со стола. Да, прошло то время, когда он, малолетний шалопай, натрескавшись пюре с сосисками, пулей вылетал из кухни, громко хлопнув дверью – во дворе ждали товарищи: третий тайм, а Егорка – на воротах! Не до посуды! А маме не хватало выдержки и терпения, чтобы дождаться взъерошенного и мокрого вратаря, не притрагиваясь к грязным тарелкам – ну-ка, быстро убрал за собой! Она мыла посуду, вытирала стол и вечером укоризненно качала головой:
– Егорушка, ну как же так?
А Егор горячо ей объяснял, что «вот это все» – не мужское дело! Его предназначение – Родину защищать!
– Играя в футбол? – улыбалась мама.
– Ну… я не про это…, – терялся Егор, – я вообще, – и старался смыться к телевизору.
Эх, какого леща Егор дал бы мелкому засранцу – самому себе сейчас. Откуда в маме было столько терпения?
– Егорушка, расскажи, как тебе там было? – спросила мама.
И он рассказывал, старательно обходя больные темы. Не надо ей ничего этого знать. Все прошло. У него в запасе куча смешных историй: и своих, и чужих. Пусть думает, что армия – это так же весело и с огоньком, как в старом кинофильме про Максима Перепелицу.