Парижский паркур - стр. 12

Многие вытащили кошельки.

– Я ничего не дам, – сказала Ника, задрав нос.

– А я дам, – боязливо сказала я, доставая монетки, которые мне дали на сдачу за билеты, – вдруг он меня по носу щелкнет.

– Я ему щелкну! – грозно сказала Ника.

И парень, аккуратно и быстро собиравший деньги у пассажиров, почему-то обошел мои монетки стороной. Наверное, испугался Ники.

– Вот это да, – прошептала я, склонившись к Нике, – так по-деловому у них тут обставляется это дело. У нас все просят, но тут как-то... нагло, что ли.

– А чего ты шепчешь, хани? На русском надписи нет на листочке, так что можем ему в лицо сказать, что он хам.

И парень снова немного испуганно покосился на Нику, словно он понял русскую речь.

За окном бежали аккуратные домики с небольшими садиками и заброшенные строения, разрисованные самыми чудесными граффити на свете.

Тут были и герои мультиков, и животные, и виды природы, и просто здоровски выведенные надписи.

Поскольку я все-таки завязала с рисованием, то достала фотоаппарат и принялась всю эту красоту щелкать, пока Ника не дернула меня за руку:

– Наша следующая! Харри ап!

Мы вышли на безлюдной станции и попали в небольшой поселок. У нас дача рядом с таким находится – обычные серые пятиэтажки, несколько магазинов, аптека, школа, старушки на скамейке.

Правда, тут старушки сидели не на скамейках, а на стульях у кафе, и еще было полно афроамериканских и арабских подростков в джинсовках и пестрых шапках, которые толпились на каждом углу, смеялись и разглядывали нас во все глаза.

– Так, – сказала Ника, – посмотрим... похоже, нам туда!

И она указала на несколько двухэтажных домиков. Они напоминали бетонные коробки – из-за плоских крыш.

Один был побольше, на его первом этаже размещалось кафе, на балконе второго этажа висела чья-то футболка, которую, похоже, забыли еще с лета. Рядом с ним – коробка поменьше, вся замызганная, огорожен-ная забором. На первом этаже справа от входа в два ряда тянулись декоративные крошечные окошки, напоминавшие бойницы. Это оказался дом нашей мадам.

Железная дорога проходила почти рядом с ним, и я даже представила, как внутри дрожат стекла, когда мимо проезжает поезд. Хм, не слишком-то похоже на респектабельный пансион!

Забор вокруг домика был оплетен каким-то колючим растением, которое выглядело враждебным.

За заборчиком была видна заброшенная клумба, лопаты, сваленные в кучу, тачка, в которой лежали ржавые садовые инструменты. Повсюду валялись клубки спутанной прошлогодней травы, похожие на дохлых мышей. Солнце скрылось, задул ветер, и я втянула руки в рукава куртки.

– Может, попробовать поискать какую-нибудь другую гостиницу? – пришла мне в голову запоздалая мысль.

Мы уже поднялись на крыльцо, которое когда-то было малиновым, и смотрели на черную железную дверь.

– Поздно, – завывающим голосом сказала Ника и поднесла руку к звонку.

Но дверь совершенно неожиданно распахнулась сама. На пороге стояла мадам Пуарэ.

—Бонжур, – протянула она низким голосом и выдохнула колечко дыма.

При взгляде на мадам Пуарэ у меня внутри что-то шевельнулось. Какой-то «рисовальный» нерв.

Она была высокой, выше Ники. Рыжие волосы, отливающие бронзой, натянутая улыбка, открывающая зубы, настолько белоснежные, что в их натуральность не верилось. Потертый зеленый замшевый пиджак, юбка-карандаш, синие колготки и синие бархатные туфли. В изящно отведенной в сторону правой руке она держала мундштук с зажженной сигаретой. На безымянном пальце этой руки я заметила три (!) серебряных кольца