Парижский детектив - стр. 14
Марион? Чудесное существо…
Влюблен? Кто вам это сказал?! Да, я очарован ею… но она жена моего дяди! Я не мог позволить себе чувства, абсолютно неуместные в данной ситуации!
– А в другой ситуации? – поинтересовался Реми.
– Влюбился бы, конечно… – простодушно признался Фредерик. – Но не в доме моего дяди!
– С вашей точки зрения, у нее есть любовник?
– Да вы что! – возмущенно проговорил Фредерик. – Марион – это сама чистота… Верность… Нежность…
– На зависть, а? – поддел его детектив.
– На зависть, – серьезно согласился Фредерик. – Но она дядина жена… была. Я никогда бы не позволил своим чувствам дойти до той точки, в которой… – он запнулся. – В общем, я восхищался ею издали.
– А вот садовник ваш свидетельствует, что вы иногда с ней общались в саду, вдвоем.
– Мы? А, да, иногда бывало… Но мы о литературе говорили… или о фильмах… Этьен подслушивал наши разговоры?!
– Не подслушивал, а слышал… Так он говорит, – кивнул Реми.
– Тогда он должен вам подтвердить, что мы просто… Ничего такого, ничего личного…
Он смутился.
И, наконец, Марион.
Ксюша, сидевшая поодаль, но так, чтобы слышать беседы мужа с обитателями дома, вспомнила стихи: «А сама-то величава, выступает, будто пава. А как речь-то говорит, словно реченька журчит. Молвить можно справедливо: это диво, так уж диво…»
Реми, конечно, сказок Пушкина не знал, но тоже отметил, хоть и словами попроще, что молодая женщина необыкновенно – причем нестандартно – красива. В свои тридцать три она выглядела очень юной, и дело не просто в свежести черт, а в том непосредственном и немного наивном выражении, которое сохранилось на ее лице. Казалось, жизнь ее так баловала, что она до сих пор смотрела на нее радостным и удивленным взглядом шестнадцатилетки… Но с этой непосредственностью сочеталось необыкновенное достоинство, сквозившее даже в ее походке. Так ходят женщины, знающие себе цену… Цену своей красоте… Коммерческую цену.
Так что выражением некоторой наивности Реми сразу же пренебрег.
Он задал ей уйму вопросов, потихоньку подбираясь к главному: могла ли Марион изменять мужу. И если да, то сумел ли Жан-Франсуа об этом прознать. В конце концов, если писатель решился на самоубийство, то причина могла быть только одна: неверность горячо любимой и слишком молодой для него жены…
Марион отвечала с величавостью, которой могла бы позавидовать любая королева. Жана-Франсуа она любила, он гениален, и разница в возрасте не имела значения… Наследство и того меньше: ей прекрасно жилось с мужем, который ее баловал, потакая всем ее капризам… И никакого смысла желать смерти человеку, который любил ее, которого любила она, у нее не имелось…
– Более того, – вдруг добавила Марион, чуть улыбнувшись, – я немного тщеславна, каюсь… Как все женщины. И мне куда интереснее быть женой известного писателя, чем его вдовой… Больше к нам никто не придет домой брать интервью!..
Ввиду такого неожиданного признания Реми обернулся на Ксюшу. Та потерла три пальца между собой – русский жест, непонятный, к счастью, французам и означавший деньги.
– Но вы стали наследницей довольно большого состояния, – проговорил Реми.
– Стала… – откликнулась красавица. – Но у меня и так было все! Знаете, пойти купить самой себе кольцо с бриллиантом – это совсем не в кайф! Куда приятнее, когда муж покупает тебе его в подарок! Понимаете, о чем я?..