Паранойя. Почему он? - стр. 3
Мама же замерла с карандашом в руках и скосила на меня свои кошачьи, зеленые глаза. Если бы её сфотографировать в это мгновение, то фото можно было смело помещать на обложку журнала, мама была великолепна. Я в который раз поразилась, насколько она красивая женщина: высокие, ярко-выраженные скулы, пухлые губы, изящный носик и копна густых, слегка вьющихся волос когда-то темно-русого цвета, ныне же эффектного платинного. Не мудрено, что папа Гриша потерял голову и ушёл из семьи: мама неотразима. К сожалению, мне из этого с ног валящего арсенала досталось немного: только цвет глаз, чувственные губы и мои шикарные, золотистые волосы, всё остальное – папино: симпатичное, милое, но не более. Такая вот несправедливость.
Пока я сетовала на природу, создавшую не самую удачную генетическую комбинацию, мама делала тоже самое только в адрес моего «зэковского» хобби, собирая в кучу всевозможные стереотипы и небылицы.
–Боже, вы как с аула какого-то, честное слово! – не выдержав, воскликнула я. – Уже давно во всём мире тату является одним из видов авангардного искусства, вышедшего за пределы преступной среды.
– Да мне плевать, чем там оно является во всём мире! У нас в России твоё «авангардное искусство» – это золотые купола, уголовники, наркоманы и конченные фрики, и я не хочу, чтобы моя дочь хоть как-то была с этим связана! Почему нельзя просто заниматься живописью на холсте, как все нормальные люди?!
– Потому что я ненормальная! Устроит тебя такой ответ? – огрызнулась я и направилась к двери. Слушать этот бред из раза в раз мне надоело.
– Меня устроит, если ты выкинешь из головы всякую дурь и займешься исправлением английского! – повысила мама голос.
– Ага, уже лечу, – съязвила я, открывая дверь.
– И полетишь! Запомни, не дай бог я увижу у тебя на теле какие-то художества, я…
– Ты срежешь их ржавым ножом, я помню, – закатила я глаза, не скрывая скептицизма.
– Срежу, не сомневайся!
– А я проверю, тоже можешь не сомневаться, – запальчиво бросила в ответ, но не столько даже от злости, сколько от бессилья, понимая, что фестиваля мне не видать, как своих ушей. Конечно, я могла бы взбунтоваться: купить билет на самолет и даже пройти регистрацию, но скорее всего, на этом мое приключение и закончилось бы. Моему отчиму тут же доложили бы о моем демарше, и меня без лишнего шума сняли бы с рейса. Добираться же автостопом с какими-то мутными типами я бы никогда не решилась. Для этого нужно быть безбашенной и, наверное, чуточку безмозглой. К счастью или к сожалению, я такой не была. И прежде, чем что-то сделать, четко представляла последствия. Однозначно, тату – конвенция не стоит того, чтобы быть изнасилованной, загреметь в тюрьму или еще что похуже.
– Поговори мне ещё! – меж тем, спокойно отрапортовала мама и продолжила рисовать свои фирменные стрелки, уверенная, что беспокоиться ей не о чем.
В общем-то, так оно и было, только вот татуировка у меня все же имелась, но не в качестве протеста или мечты. Я вообще, как ни странно, не горела желанием «забиваться», мне просто нравилось рисовать на коже, оставлять на ней сокровенный отпечаток: память о чем-то дорогом, любимом, а порой, и ненавистном. Каждый сеанс подобен таинству, во время которого человек приоткрывает мастеру свой внутренний мир и позволяет отразить кусочек этого мира на своем теле. Кто бы что ни говорил, а я убеждена, что любая татуировка несет в себе печать нашей души. Даже если эта татуировка сделана по пьяни или, например, в интимной зоне, как у меня.