Параллельная вселенная Пеони Прайс - стр. 40
Спустя долгую минуту молчания он оставляет в покое столешницу и подходит ближе к кассе.
– Чем могу помочь? – спрашивает он отстраненным, почти скучающим тоном.
Толпа за окном не редеет.
– Да брось ломать комедию, ты же узнал меня.
– Напротив моего дома висит двадцатифутовый билборд с твоим лицом. Так что да, я узнал тебя, Пеони Прайс.
– Так ты все-таки помнишь меня? Меня прежнюю?
– Помню, как человека, который отказывался выполнять свои прямые рабочие обязанности и мешал мне выполнять мои.
– Кевин, я больше тут не работаю, – заявляю я, самым что ни на есть серьезным тоном. – Никогда не работала. Если кому-то расскажешь, я буду все отрицать. – Я грожу ему наманикюренным пальцем.
– Крег, – поправляет он и возвращается к протиранию поцарапанной столешницы.
– Да оставь ты ее, она и так чистая, – прошу я, морщась. – Тебя разве не удивляет происходящее?
– Что конкретно? Тот громадный афроамериканец за окном? Или толпа зомби?
Мы бросаем взгляд на Боба и незнакомцев за стеклом, а потом возвращаемся к разговору.
– Как это? – Я кидаю сумочку на ближайший стол. – Ты посмотри на меня! Я чертовски богата, за мной бегают папарацци, к тому же я выгляжу как королева красоты, а вчера была никем: мыла эти чертовы чашки и терпела твою унылую физиономию. Но заметь… – Я поднимаю указательный палец и продолжаю: – Я не забыла о тебе, даже говорю с тобой.
– Не знаю, как наличие дорогой одежды вдруг делает тебя кем-то.
– Завидуй сколько влезет, только все, о чем я говорила, сбылось. Я стала тем самым исключением, как бы ты ни убеждал меня в обратном.
– Это определенно знаменательный день в твоей жизни. – Он убирает тряпку и вытирает руки о передник. – Жаль, его нельзя поставить в рамочку.
– Да ты хоть знаешь, кто я теперь?
Он прищуривается:
– Пеони Прайс, я полагаю.
– Да нет!
Он выходит из-за барной стойки и двигается к столику у окна.
– То есть да, технически да…
– Почему они зовут тебя Пенни?
– Я… я не знаю… – бормочу я заплетающимся языком. – Разве это имеет значение?
Он берет со стола пустые чашки и уходит за дверь с круглым окном, ведущую на кухню, и спустя минуту возвращается. Толпа за окном немного утихомиривается.
– То есть, – заключает он, – они изменили твое имя, но ты даже не поинтересовалась почему?
– Важно лишь то, что теперь я не уборщица без цента в кармане.
– Ну что ж… – Он подается вперед, опершись ладонями на столешницу. – Прими мои поздравления.
– Мне они не нужны.
Он со свистом выдыхает.
– Ты ничего не понимаешь, Кевин…
– Почему же? – прерывает он. – Ты была бедной, а стала богатой, была никому не известной, а стала знаменитой, залипала на манекены в соцсетях, а теперь стала одним из них – это простое уравнение, его нетрудно понять.
– Тебе не кажутся странными эти изменения?
Вопрос повисает в воздухе.
Я усаживаюсь на барный стул, уставляюсь на худые коленки и не без смущения признаюсь:
– Вчера я кинула монетку из банки для ругательств в унитаз. В детстве мы с Мелани думали, что это поможет в исполнении любых желаний. Знаю, это глупо. Я вчера почему-то вспомнила об этом и загадала новую жизнь… И это сбылось.
Он смотрит на меня взглядом «пора-звонить-санитарам» и «где-моя-смирительная-рубашка». Или мне это кажется?
– Ты же не думаешь, что монетка в унитазе исполнила твои мечты?
– Нет, но… – Я пожимаю плечами. – Но как-то же это сработало. У меня голова идет кругом, ведь я не понимаю как.