Папина дочка, или Исповедь хорошего отца - стр. 20

Было чудесно сидеть с Тревисом в кино, держать его руку, чувствуя непреодолимое влечение вместо теплой дружбы. В машине он целовал меня, и я слегка обезумела, когда он провел руками по моему телу поверх одежды. Завтра я могу умереть, думала я, поэтому нет смысла сегодня лишать себя этого. Именно тогда я и решила выжать из оставшейся мне жизни все до капли.

До последней капли.

Я прожила в свой квартире в Брик-Крик около недели, когда обнаружила в самом дальнем конце парковки кофейню при супермаркете. Постройка выглядела очень старой, как будто она стояла там десятилетиями и супермаркет разросся вокруг нее. Но я знала, что это не так. Здание нарочно состарили, чтобы придать ему оригинальность. Написанное красками название висело над входом, и я никак не могла прочитать его, пока не взглянула на вывеску сверху: «ДжампСтарт».

Я вошла и сразу перенеслась с оживленной парковки с бесчисленными машинами и иллюзорной новизной пронзительной чистоты в теплое помещение, напоминающее жилую комнату. Столики стояли по отдельности, группами, отгороженными одна от другой книжными шкафами и камином, который не топился, поскольку было еще очень тепло. На обычной длинной стойке было много выпечки, салатов, кофе и чая разных сортов. Где-то приглушенно играла музыка. Это была какая-то джазовая мелодия, раньше мне такие не нравились, но теперь я была абсолютно равнодушна к музыке. Музыка, книги, политика, искусство, секс – какое это, в сущности, имело значение? Все это стало мне теперь безразлично.

Половина столиков и обтянутых кожей диванов и кресел были заняты, в основном людьми моего возраста, работающими на ноутбуках или занимающимися еще какими-то бумажными делами. За одним столиком три молодые женщины смеялись, рассматривая что-то на мониторе. Какой-то мужчина разговаривал с пожилой парой о недвижимости. До меня долетели слова «жилой дом» и «слишком много лестниц». Еще одна пара была занята оживленной беседой, на столике между ними лежала открытая Библия. Я с первой секунды поняла, что буду проводить здесь много времени. Я чувствовала себя здесь анонимом, и это ощущение мне нравилось.

Я нашла кресло, которое сразу же решила себе присвоить. Хотя оно было частью набора – три кресла и диван, – никого там не было. Мне нравилось думать, что это мое собственное пространство, по крайней мере, на какое-то время.

Я заказала латте без кофеина и булочку, от которой, я знала, я только отщипну кусочек. За пять месяцев со дня смерти Кэролайн я потеряла восемь кило и вынуждена была заставлять себя есть. Я ни в чем не чувствовала вкуса, и еда застревала у меня в горле. Бариста, брюнет по имени Нандо, как значилось у него на бейджике, улыбнулся мне. На его красивом лице появились ямочки. Я постаралась ответить ему улыбкой, но без особого успеха. Я заметила у него на предплечье татуировку в виде носорога.

Я устроилась в обитом кожей кресле, достала айпад и быстро проверила почту. Майкл писал, что скучает без меня, и спрашивал, что я делаю. «Все в порядке, – ответила я. – Сижу в кофейне. Здесь хорошо. Надеюсь, у тебя тоже нормально». Так мы переписывались каждое утро с тех пор, как я уехала из дома, и, полагаю, так и будем продолжать. Просто и вежливо. Пустые слова. Так переписываются раз в год со знакомыми, а не с человеком, с которым долго прожили. Не с человеком, которого вы любили и с которым вместе смеялись и плакали.