Панадора - стр. 6

Я отстранился от стекла и нашёл глазами четверостишие, выведенное на листе синими чернилами:

Я прочёл эти строки вслух, и это подействовало на меня умиротворяюще, нервное напряжение, весь вечер державшее меня железной хваткой, ушло. Сняв наконец промокшие джинсы и футболку, я упал на кровать. И тут же провалился. Матрас выбил тонкие ламели из гнёзд, все до единой, и оказался на полу, и я рухнул вместе с ним. Сегодня я первый раз должен был спать на новой кровати. Её привезли два дня назад, я собрал её сегодня утром. Я долго думал, купить кровать или продолжать спать на надувном матрасе. За ночь он сдувался наполовину, и от него отвратно пахло жжёной резиной. Я даже купил клеёнку и обклеил матрас, но из-за этого простыня скользила, и мне приходилось балансировать, чтобы не кататься вместе с ней по матрасу.

Вообще-то в комнате стоял диван и даже имелся тонкий матрасик. Но они были такие жёсткие и комковатые, что казалось, будто в них наложили щебня и кирпичей. Матрасик я сложил и засунул за шкаф, а на диване раскладывал одежду, заряжал телефон, хранил различные вещи – только для этого он и годился. Пришлось купить небольшой надувной матрас, чтобы было на чём спать.

В итоге после нескольких месяцев мучений на надувном матрасе я решил купить кровать. Подбил доходы с расходами, закупил перловки и «Доширака» и месяц откладывал чаевые. И вот на тебе – новая кровать…

Завтра придётся сходить на Пражский рынок, купить досок и сделать всё по-хорошему.

Спать хотелось дико, нестерпимо. Я даже не пытался подняться, остался лежать так, как провалился. Помню только, что телефон на тумбочке мигнул разок – видимо, уведомление. А дальше провал.

Проснулся я от шума. За дверью раздавался скрип и стук. Наверное, соседи вернулись. Супермаркет в Чертанове, в котором Таня работала кассиром, а Володя охранником, закрывался в десять, они приезжали обычно к двенадцати с полными сумками еды и до двух ночи шумели, готовили, жарили мясо или варили пельмени, громко разговаривали.

Я открыл глаза и некоторое время пытался понять, где я. Вверху было светлое пятно, а по бокам словно стенки ящика. Тут я вспомнил, что матрас провалился на пол, и наконец улыбнулся.

Утром я с трудом поднялся из усыпальницы, в которую превратилась сломанная кровать. Голова гудела словно от похмелья. Я вспомнил вчерашний вечер, встречу с Волком, и мне вдруг стало тоскливо. Не страшно, а именно тоскливо. Как в тот день, когда хоронили мою любимую бабушку Нюру, у которой мы с двоюродным братом гостили каждое лето. Вот я тяну руку к пирожкам и получаю подзатыльник от дяди: «Ты куда лапы тянешь? Жди, когда все сядут и поминать начнут!» Мне так и не удалось попробовать тех пирожков. Они стояли на другом конце стола. Когда я попросил маму подать мне один, они уже закончились. Я так расстроился, словно вместе с этими пирожками упустил что-то важное в своей жизни. С того дня прошло много лет, но эти поминки и пирожки вспоминаются мне каждый раз, когда накатывает вот такая тоска.

Кое-как я выбрался из кровати. На столе возле фильтра стояла дежурная кружка, на дне оставалась вода, и я с жадностью выпил её. Поставил кружку и увидел на столе листок со стихотворением – тот самый, которым я заклеил дыру между газетами. Странно. Вчера он висел на окне.