Панадора - стр. 2
Как я и ожидал – дурацкая постанова для адептов конца света. Однако что-то меня цапало, пока я смотрел видео. Под конец я понял что: правая сторона его маски была высвечена то ли софитом, то ли ярким дневным светом точно так же, как лицо девушки с веснушками, которая сидит через столик. Свет падал на волчью маску под тем же углом и точно так же ярко и контрастно высвечивал её. Как будто он сидит сейчас в этом кафе у окна… Я даже бросил взгляд в ту сторону, но никакого Волка, конечно, не увидел.
Я просмотрел видео два или три раза. Чтобы никому не мешать, надел наушники и включил погромче. Голос грозный, властный, но не отталкивающий. Я добавил ролик в избранное, затем смахнул к следующему. На новом видео был снова он, в той же маске волка с жёлтыми глазами, которые поедали душу, в чёрном тулупе, подвязанном то ли поясом, то ли хвостом. Помню, как мурашки ссыпались вниз по спине, когда он сказал:
– Мы вычистим. Всё, дорогие, ваши. Закончились праздники, грядёт. Апокалипсис, волна накроет. Всех. Закончились праздники.
Через несколько дней я доставлял посылку в старый дом в музее-заповеднике «Царицыно». Адрес выглядел странно: «Царицыно музей-заповедник, 18-С». Навигатор вёл меня сначала по освещённым аллеям, а затем отправил на тропу, покрытую мокрой ледяной коркой. С каждым моим шагом вглубь лес как будто пожирал меня. Медное закатное зарево ещё теплилось над верхушками деревьев, и мне стало казаться, что я в фильме ужасов: скоро за мной погонится чудище, у меня откажут ноги, а руки продолжат подтягивать тело по грязному снегу в тщетной надежде отдалить конец. Темнота накрыла тропу очень быстро, и я включил фонарик на телефоне, чтобы видеть, куда наступаю. Талая вода поверх наледи намочила кроссовки, но в рюкзаке у меня всегда есть две запасные пары белых носков. Да, я ношу только белые носки.
Внезапно впереди появился жёлтый огонёк, и мне показалось, будто он приближается ко мне. Я остановился и выключил фонарик и экран.
– Эй, там ты! Курьер? Жду… тебя. Сейчас жду! – услышал я грубый голос. Человек говорил прерывисто и как будто через железную трубу. Я попытался разглядеть его, но увидел только высокий чёрный силуэт с большой головой.
Нехорошее почуял я… А во рту ощутил привкус металла. Не к добру это всё, подумал я, не к добру! Но делать нечего, нужно идти. Не доставлю заказ – останусь без денег и с кучей проблем.
На ватных ногах я пошёл на жёлтый огонёк. Пара десятков шагов – и он пропал. Тут же подул пронизывающий ветер. Я засунул руки в карманы куртки – хотел нащупать телефон, чтобы посветить, но не нашёл его. Где же этот чёртов телефон? Похлопал по задним карманам джинсов, по передним – нет. Видимо, положил в рюкзак машинально… Такое уже случалось со мной. Мои воспоминания, особенно детские, отрывочны, словно выхвачены из памяти и склеены, как киноплёнка. Вот я сижу на коленях у мамы, она говорит что-то про подарок на мой день рождения. Что подарят, я не догадываюсь, но знаю, что день рождения только через две недели и что подарок начинается на букву «Ш»… Затем «монтаж», и вот я уже сижу за партой в белой рубашке. Девочка Маша с пшеничной косой тычет мне в спину авторучкой. Щёлкает кнопкой и снова и снова тычет, да так больно, что хочется закричать. Дома, рассмотрев рубашку, я увидел, что вся её «спина» в синих точках… И от мамы мне, конечно, попало. Ночью я лежал с открытыми глазами и выдумывал самую изощрённую месть Маше. Представлял, как приношу огромного мохнатого паука-прыгуна с резиновой грушей на трубочке, подхожу к своей обидчице и раз за разом сжимаю грушу. Паук прыгает и прыгает Маше в лицо, в грудь, в шею, Маша пытается закрыться руками, отворачивается и визжит, визжит, визжит на всю школу. В следующую минуту я прикидывал, как будет смотреться на её портфеле слово «дура», жирно намалёванное маркером. На следующий день Маша не пришла, и я решил, что ей стало стыдно за свой поступок. Однако оказалось, вчера был её последний день в нашей школе. Она уехала вместе с родителями на юг, говорят, в Сочи.