Панадора - стр. 12
На листе вверху было написано: «Они все умрут».
Тревога обуяла меня, голова закружилась. Я попытался успокоить себя мыслями о лете, но ничего не получалось. Руки дрожали. Я постарался как можно аккуратнее сложить лист, вложил в конверт и засунул в рюкзак между бумагами с записями.
Надо было выбираться и ехать на Пражский рынок. Я вышел на свежий воздух и огляделся. Вокруг сплошной стеной стоял лес, на небе не было ни следа зарева от городских огней. Будто я был не в Москве, а в старой забытой деревне. Часы показывали без десяти восемь. Моё путешествие затянулось, и на рынок за досками я уже не успевал.
Вскоре я был на «Пражской». Я решил пройтись до дома пешком. Путь был неблизкий – полтора километра. Мне некуда было спешить.
Тротуар был широкий, снег на асфальте уже полностью стаял, я спокойно шёл по сухой и нескользкой дорожке. Ах, как хорошо идти так и думать о всякой чепухе. Интересно, кто живёт в этих домах, кто за жёлтыми окнами смотрит телевизор или читает книгу? Счастливы ли они? Рады ли, что так проживают свои жизни? Довольны ли своей судьбой?
С горки пронёсся пустой трамвай. Я загадал желание. Я всегда загадывал желание, когда видел пустой трамвай. Откуда пошла эта привычка, я уже не помню. Наверное, с детства, когда я ездил в школу три остановки на трамвае и однажды проехал в пустом вагоне, как король, что было несказанной удачей.
А вот и дорога к дому. Сейчас мне нужно повернуть направо и пройти по парку вдоль пруда. В парке шёл ремонт, фонари вторую неделю не горели, и мне пришлось включить фонарик на телефоне, чтобы не переломать ноги на перекопанной дороге.
Луч высветил три фигуры. Молодые ребята, лет семнадцати, окружили меня. Прямо передо мной стоял высокий парень, под два метра ростом, худой, в кожаной куртке, как из девяностых. На его фоне два других смотрелись лилипутами. Я мысленно хихикнул.
– Угости сигареткой, приятель! – сказал Длинный.
Он стоял напротив меня, засунув кулаки в карманы джинсов. Чёрная кепка надвинута низко на лоб. Я направил луч на него. Красные глаза, проваленные глубоко в глазницы, маленький нос, толстые губы. Урод, одним словом.
– Так угостишь, друг? – улыбнулся он.
Я почувствовал удар в правый бок, будто утюгом. Как он так быстро смог вытащить руку и провести удар, я так и не понял. В глазах потемнело, я выронил телефон и тут же полетел на грязный гравий вслед за ним: меня сбили с ног. Я сгруппировался в позу эмбриона и закрыл лицо руками. Ботинки гопников без передышки втыкались в мои ноги, руки, спину, голову.
Вскоре удары прекратились, и меня начали быстро обыскивать. Сдёрнули с плеч рюкзак, вытащили кошелёк. Напоследок Длинный проверил карманы моих джинсов и выудил припрятанные деньги.
– Живём! – радостно воскликнул он, рассматривая три пятитысячные купюры.
Один из парней поднял мой телефон и стал его изучать.
– Пароль какой? – спросил он.
– Там отпечаток, – буркнул я.
Я медленно встал сначала на колени, затем поднялся на ноги.
– Давай открою, только не бейте, – сказал я и протянул руку.
Парень отдал мне телефон и тут же получил от меня привет – я зарядил прямой ногой. Гопники явно не ожидали такого развития событий – впрочем, как и я, – и замешкались. Мне этого мига как раз хватило, чтобы дать дёру. Я бежал и не оглядывался. Домчался до своего дома и только сейчас понял, что мой рюкзак с бесценными записями и двумя зарядками остался у подонков. В кармане куртки я нащупал ключи. Они и телефон – всё, что у меня сейчас было. На карточке оставались последние деньги, и теперь я был с нулём в кармане. Но самое плохое – в кошельке был проездной на месяц. Как я завтра поеду выполнять заказы?