Памяти не предав: Памяти не предав. И снова война. Время войны - стр. 66

– Только с дежурным по горуправлению НКВД, а там соединят.

– Хорошо… Скажите, вы местный? Ну, в смысле севастопольский?

– Никак нет. Месяц как из Туапсе перебросили.

– Понятно. Можете идти.

«Плохо. Местный был бы лучше, но с другой стороны, Судоплатов выбрал охрану вполне логично».

Говоров удивленно пожал плечами, но, ничего не сказав, вышел из палаты. Тут же нарисовался Санька и, чуть округлив глаза, коротко доложил:

– Товарищ майор, привел…

– Давай.

Медсестрой оказалась молоденькая, невысокого роста девчушка, с россыпью веснушек на лице. Нам, привыкшим к стандартам красоты и гламура двадцать первого века, она показалась невыразительной, но после минуты разговора очарование чистой молодости и почти детской непосредственности полностью изменили мое мнение. Все время я пытался понять, что в ней есть такого, что выделяет среди многих девушек, женщин, которых мы встречали в прошлом, и как-то на ум пришло слово «настоящие». Не все, конечно, в этом времени и своих стерв хватало. Но стойкая ассоциация из нашего времени вертелась в голове: как с картриджами для принтеров – есть настоящие, фирменные, а есть лицензионные – дешевые и низкокачественные. В своем времени я насмотрелся на таких, лицензионных, выпущенных в больших количествах дешевых подделок. Не все, конечно, но с каждым годом после развала Союза, после победного шествия демократии и самостийности, лицензионного в нашей тогдашней жизни становилось все больше и больше, с непомерными запросами и амбициями.

Девочка присела напротив меня, как раз на том самом месте, где несколько минут назад сидела Воронова. Видно было, что она сильно смущается и боится, отчего нервно сжала кулачки и уставилась взглядом на пол.

– А вот бояться не надо. Как вас зовут?

Она подняла голову, стрельнула глазами и тихо ответила:

– Маша.

– О как, прям как вашу Воронову. Две Маши за один день, это много, но все равно имя красивое.

Она что-то неразборчиво пробормотала, но вела себя уже спокойнее.

– Вот что, Маша, как мне доложил лейтенант Артемьев, тут на наш счет сегодня кое-кто интересовался. Это правда?

– Да.

– Кто был, что спрашивал?

Она немного замешкалась, собираясь с мыслями.

– Маша, да вы не бойтесь. Просто интересно, кто тут у нас такой любопытный.

– Это был морской летчик, старший лейтенант. Высокий такой, чернявый. Все шутил.

– Что спрашивал?

– Про раненых, которых с Инкермана привезли…

– В какой форме это было сказано?

– Ну, что там у него друг был и вроде как его сюда привезли.

– Фамилию называл?

– Ивакян. Точно запомнила, потому что фамилия необычная.

– Что вы ему ответили?

– Что такого нет, и его не привозили.

– Он еще чем-то интересовался?

– Да. Спрашивал про гостей из Москвы и майора НКВД Зимина.

– Маша, ты с фамилией не ошиблась?

– Да нет, товарищ майор государственной безопасности, у меня память хорошая.

– Хорошо, спасибо, Маша. Только вот что, ты пока работай и из госпиталя никуда не уходи. Сейчас должны приехать следователи, и они с тобой более основательно пообщаются. Ты, главное, ничего не бойся и ни в коем случае никому ничего не говори.

Дождавшись, когда девушка вышла из палаты, я кивнул в сторону двери и коротко бросил:

– Санька, распорядись, чтоб девчонку охраняли до приезда Судоплатова.

Пока Санька ходил общаться с Говоровым, я пытался анализировать ситуацию. Как-то все глупо выглядело, нелогично, и это вводило в ступор.