Память сердца - стр. 61

Палатка не понравилась Косте. Трудно было назвать посёлком это хаотическое нагромождение деревянных строений посреди обширной равнины, заросшей чахлыми кустиками и травкой. Улиц в посёлке в привычном смысле не было. Строения лепились как попало. На каждом шагу были караульные вышки, трёхметровые заборы с колючей проволокой, приземистые серые дома с узкими оконцами и озабоченный люд: ни улыбки на лице, ни намёка на легкомыслие. Все куда-то спешат, все страшно озабочены. Костя с трудом дождался конца совещания. Отец вышел из здания с мрачным выражением на лице и, уже подойдя к сыну, продолжал о чём-то думать, наклонив голову и уперев взгляд себе под ноги. Костя не решался заговорить, ждал, когда отец заметит его. Наконец тот словно бы очнулся, шумно вздохнул и поднял голову:

– Ну что, промялся, поди? Пошли в столовую, пообедаем.

– А потом домой? – вспыхнув от радости, спросил Костя.

Отец помотал головой.

– Нет, у меня тут ещё дел полно. Терпи уж, раз приехал. Вечером уедем. Или завтра утром. Если ещё одно совещание не назначат…

Остаток дня Костя слонялся по посёлку. Забыв про запреты, выбрался за крайние дома и долго шёл по каменистой пыльной дороге, сам не зная, куда идёт и зачем. Слева расстилалась поросшая блёклой зеленью равнина, то и дело вспыхивала солнечными бликами небольшая извилистая речка; дорога уводила за горизонт, в перспективу далёких гор, казавшихся невысокими и нестрашными, но донельзя скучными. Как ни старался Костя, как ни ускорял шаг, горы почему-то не приближались, всё так же были далеки и пустынны. Через два часа он добрался до развилки. Влево уходила довольно широкая дорога, виднелся невдалеке деревянный мост через речку; за мостом среди хлипких деревьев громоздились какие-то строения, и опять заборы с проволокой и охранные вышки. Костя подумал несколько секунд и повернул обратно. Перспектива заблудиться в этом диком краю ему совсем не улыбалась. Вот и отец наказывал не уходить далеко. А он, видать, далеко упёрся. Чего доброго, машина уйдёт без него. Костя подтянул брюки и прибавил ходу.

Через несколько минут, когда он бодро шагал по обочине, махая руками и неодобрительно посматривая по сторонам, его обогнала полуторатонка. Проехала с десяток метров и резко остановилась, свернув на обочину. Из кабины выпрыгнул на землю военный в длинной шинели и с офицерской планшеткой на правом боку.

– Ты кто такой? Откуда взялся? Куда идёшь? Быстро отвечай! – произнёс скороговоркой, подойдя вплотную и неприязненно глядя на подростка.

– Я в посёлок иду. Меня там отец ждёт, – ответил Костя, отступая.

– Какой отец? Фамилия?

– Кильдишев. Борис Иванович. Мы из Магадана приехали утром. У отца тут совещание. Вечером домой поедем.

Военный скривился. Худощавое лицо сделалось уродливым, тонкие губы растянулись, обнажив большие кривые зубы.

– Ладно, разберёмся, – рубанул ладонью воздух. – С нами поедешь.

– Я не поеду! Меня отец ждёт.

По лицу военного заходили желваки.

– Стоять смирно! Ты задержан до выяснения личности. – И, обернувшись, крикнул сидящему в кузове бойцу: – Никифоров, иди быстро сюда!

Костя попятился.

– Дяденька, вы чего? Мне в посёлок нужно. Меня отец потеряет, у него важное совещание, я прогуляться пошёл…

– Складно поёшь, – кивнул военный. – Но я всё равно должен тебя задержать. Может, ты из лагеря драпанул, почём я знаю? Или из спецпосёлка.