Пальмы в снегу - стр. 3
– Это принесет удачу и процветание на твоем пути.
Ты крепко обнимаешь ее за талию и привлекаешь к себе, вдыхая аромат ее кожи.
– Моя удача умерла здесь и сейчас.
– Не отчаивайся. Где бы ты ни оказался, с тобой будет часть меня.
Ее огромные, полные грусти глаза излучают уверенность. Она хотела бы верить, что даже смерть не разлучит вас и что есть на свете место, где вы будете едины, вне времени, вне границ и без притеснений.
Ты дотрагиваешься до раковин в ожерелье. Каури гладкая на ощупь, как ее кожа, и блестит, как ее зубы, а отверстие в ней подобно вульве, куда входит и откуда исходит жизнь.
– Ахатина убережет меня от дьявола?
Она улыбается, вспоминая ваш разговор, когда все случилось впервые.
– Ты силен, как сейба, и гибок, как королевская пальма. Порывы ветра не сломят тебя. Твои корни глубоко в земле, а ветви достают до неба.
Снова слышны два резких, коротких удара в дверь, пауза и снова стук. Затем звучит голос, перекрывая шум бури:
– Прошу вас! Уже поздно! Нам надо идти.
– Минуту, Йозе. Я иду!
У вас лишь минута на прощание, но хочется выпросить еще и еще минуту. Она собирается одеться, но ты не отпускаешь ее.
– Оставайся обнаженной, как сейчас. Позволь полюбоваться на тебя.
Сейчас у нее нет даже защитного ожерелья. А что ты оставишь ей? На столе только шлем, который тебе больше не нужен, и единственная фотография, на которой вы вдвоем. Ты берешь один из чемоданов, открываешь его и достаешь ножницы. Складываешь фотографию, отделяя ее изображение, и разрезаешь, потом передаешь ей половинку, на которой ты стоишь, опираясь на грузовик.
– Вот. Помни меня таким, какой я сейчас, какой и я тебя запомню.
Ты смотришь на вторую половинку, с которой улыбается она, прежде чем положить в карман рубашки.
– Ужасно, что я не могу… – Рыдание не позволяет тебе продолжить.
– Все будет хорошо, – честно лжет она.
Она лжет, потому что знает, что будет страдать каждый раз, проходя через двор, входя в столовую или положив руку на белоснежные перила лестницы. Она будет страдать, заслышав над головой самолет. Ей будет больно, когда хлынет такой же ливень, как сейчас.
– Все будет хорошо…
Ты крепко сжимаешь ее в объятьях, понимая, что хорошо уже не будет. Спустя несколько мгновений ты возьмешь чемоданы и дождевик, страстно поцелуешь ее, потом направишься к двери, но услышишь ее голос и остановишься.
– Постой! Ты забыл шлем.
– Он мне не пригодится.
– Но он будет напоминать тебе о том, кем ты был.
– Ты сохрани его. И помни, кем я был для тебя.
Ты вернешься и подаришь ей последний поцелуй, полный непостижимой, теплой, томной нежности. Ты посмотришь ей в глаза и стиснешь зубы, чтобы сдержать рыдание. Вы прижметесь щеками друг к другу. А затем ты откроешь дверь и закроешь ее за собой с тихим стуком, который для тебя прозвучит громче пушечного залпа. Она прислонится лбом к двери и горько заплачет. А ты растворишься в ночи и в буре, которая ни на мгновение не желает затихать.
– Спасибо, Хосу. Спасибо, что сопровождал меня все эти годы.
Это первые слова, которые ты произносишь с тех пор, как покинул спальню и отправился в аэропорт. Они звучат странно, как будто и не тобой сказаны. Все вокруг кажется странным: дорога, дома, металлический терминал и прохожие. Все они нереальны.
– Не за что, – отвечает Хосе уныло, положив руку тебе на плечо.