Палестинские рассказы (сборник) - стр. 22
– Не верится, что такое возможно здесь! – воскликнул я.
Хозяин дома улыбнулся и пригласил меня во внутренние покои – святая святых, где располагалась его мастерская и то, чем он дорожил больше всего. Он был гостеприимен, но немногословен. И всё же я узнал историю его семьи и созданного им музея.
Халиль происходил из очень знатного и влиятельного в местных краях рода. Его предки жили здесь сотни, а возможно, и тысячи лет. Войны разбросали его большую семью по всему миру. Многочисленные братья жили в Иордании, Египте, Америке, Европе. Членов его семьи можно было найти повсюду. Двое старших сыновей тоже жили за границей. Самый старший, Самир, окончил университет в Сорбонне, и внуки Халиля родились уже во Франции. Другой сын жил в Лондоне и был врачом. Вместе с Халилем в доме жили его жена и три их младшие дочери-школьницы. В молодости Халиль успешно занимался торговлей вместе со своими братьями и неплохо на этом зарабатывал. На протяжении всей его молодости книги и творчество занимали очень почетное, но не главное место. И лишь отойдя от дел в силу возраста, он всецело предался любимому занятию. Но он предпочёл остаться здесь, прямо на линии фронта, и именно здесь, несмотря на все угрозы, создал эту сокровищницу.
Халиль был человеком отнюдь не бедным и мог бы, наверное, хорошо развернуться да и жить гораздо комфортнее. Но все свои деньги он тратил на созданный им музей, не забывая, конечно, и о семье. Это была его страсть, его жизнь, его миссия в этой непростой жизни. Я наслаждался общением с этим удивительным человеком и с тех пор был частым гостем в его доме.
Дабы быть уверенным в безопасности Халиля, я перенёс свою резиденцию прямо сюда, в пустующую пристройку рядом с домом, и большую часть времени проводил либо на наблюдательном пункте, либо в доме самого Халиля. В отсутствие командира гарнизона вся полнота власти принадлежала здесь мне. Да и решение обосноваться во дворце было совершенно оправданно со стратегической точки зрения – именно здесь тревожный пульс города чувствовался как нигде в другом месте. Дом Халиля стал для меня оазисом мира и процветания среди царившей повсюду ненависти. Но вскоре произошло то, чего я больше всего боялся.
Однажды, среди бела дня, был убит молодой поселенец, племянник Моше. Нападавший метнулся к нему, как пантера, как раз на стыке арабского и еврейского районов и нанёс удар ножом в сердце, после чего скрылся прямо из-под носа солдат. Убийство произошло недалеко от дома Халиля, и разъярённые поселенцы двинулись к его дому, ища выход своему гневу. Солдатам еле удалось сдержать разъярённую толпу. Поселенцы плевали в нас и швыряли камни. Несколько камней угодили в окна Халиля. Когда я пришёл к нему, лицо его будто потемнело, он собирал осколки стекла – всё, что осталось от одного из узорчатых окон его дома. Мне было жаль старика, и я испытывал отвращение при одном воспоминании о шипящих, изрыгающих слюну женщинах поселенцев.
– Не волнуйся. Пока мы здесь, они тебя не тронут, – сказал я Халилю.
– Шукран, – поблагодарил он меня, но я видел, как тяжело на сердце у старика.
Уже под вечер нас подняли по тревоге и перебросили в район деревни, примыкающей к Кирьят Арба. Там, по сведениям спецслужб, намечались крупные беспорядки. По приказу военного коменданта города, для проведения намеченной операции были сняты все солдаты с блокпостов и даже с наблюдательного пункта в доме Халиля. Солдат сменили полицейские, которые должны были теперь охранять его дом. Я покидал дом Халиля с тяжёлым сердцем, но всё-таки надеялся, что полицейские не позволят поселенцам тронуть дом Халиля.