Падшие в небеса.1937 - стр. 5
Смирнов подпрыгнул как леопард. Он вскочил и, склонившись над Павлом, схватил его за грудки. Главный редактор зашипел, словно компрессор. Слова вырывались под таким давлением, что у Клюфта зашевелились волосы:
– Ты что тут такое несешь?! Ты что вообще несешь?! Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь?! В стране идет война с вредителями! Их тысячи! Десятки тысяч! Они окопались среди нас! А ты? Какое вообще ты имеешь право рассуждать?! Ты кто такой?! Тебя, зачем сюда в газету направили?! Направили работать! Освещать эту борьбу! Страна в опасности! Нарком НКВД товарищ Ежов повел непримиримую войну с этой сволочью! Он сдавил их в своих ежовых рукавицах! И вскоре многие гидры этой контры подохнут как собаки! А ты занимаешься какой-то болтовней! Демагогией! Да ты знаешь, что тебе может быть за твои слова?! А может, тебе жалко этих выродков?! Этих собак троцкистских?! А может, ты вообще с ними заодно?! – маленькие глазки Смирнова стали дикими.
Клюфт испугался не на шутку. Он прижался к стулу и зажмурил глаза. Главный редактор замолчал, тяжело дыша. Павел чувствовал на себе его пронзающий взгляд. Пауза зависла почти на минуту. Неожиданно спокойно Смирнов спросил:
– Ты еще с кем-нибудь делился своими догадками? Мысли свои кому-нибудь говорил?!
Клюфт открыл глаза. Смирнов отпустил его, стоял, упершись руками в бока.
– Нет, – выдавил из себя Павел.
– Хм, хоть тут дров не успел наломать, – главный редактор смахнул капельки пота со своей лысины и, тяжело вздохнув, сел рядом с Павлом.
Сняв очки, достал платок из кармана френча. Протирая линзы, тихо и почти ласково сказал:
– Понимаешь, Паша, такое вообще говорить нельзя! Никому! Никому! Понимаешь?! Сейчас такие времена начинаются, что можно запросто оказаться в стане врагов! Послушай меня, мой мальчик. Поверь. Поверь. Я чувствую, война будет жестокая и выживет в ней сильнейший. А болтуны и правдолюбы попадутся в лапы этих самых троцкистов-перевертышей!
Павел почувствовал: Смирнов говорит одно, а подразумевает совсем другое. Словно его слова предназначались кому-то третьему, невидимому, но присутствующему в этом кабинете. Клюфт с удивлением посмотрел на шефа и ничего не ответил.
Тот, закончив протирать очки, водрузил их на свой нос-картошку. Улыбнулся и, похлопав по плечу Павла, тихо сказал:
– Ладно, чтобы завтра статья была! И такая, какая нужна! И побольше всяких там эпитетов этим гадам троцкистским дай! Не жалей красноречия! Утром чтобы была!
– Да, но у меня нет дома машинки! Не положено ведь дома иметь! Запрет! Закон! – попытался оправдаться Павел.
Смирнов покачал головой в знак согласия и ответил:
– Возьмешь на ночь свою рабочую! Утром принесешь. И аккуратней! Неси в чемодане. Чтоб никто не заметил. Но чтоб утром статья была. Да, еще. Завтра напишешь еще одну заметку.
Смирнов встал со стула и подойдя к столу пошарился в бумагах. Отыскав какой-то листок, протянул его Павлу. Клюфт пробежал глазами по тексту.
«Долгое время в Таштыпском районе в должности прокурора подвизался враг народа буржуазный националист Угдажеков. На глазах у этого мерзавца открыто вели контрреволюционную работу буржуазные националисты, троцкистско-бухаринские бандиты, жулики, воры и проходимцы. Райпрокурор бай Угдажеков ежедневно получал десятки писем и жалоб от трудящихся о действиях врагов. По вполне понятным причинам он был глух и нем к этим сигналам».