Падшие в небеса.1937 - стр. 43

Но Митрофанов продолжал выкрикивать с трибуны нелепые слова. А в зале, словно кролики перед удавом, коллеги с трепетом и страхом слушали эту «речь обличителя»:

– И даже не в Самойловой дело! Я хоть и человек в газете, как говорится, новый и молодой, но все замечаю! Мы расслабились, товарищи! Да! В то время, когда наша партия, наш любимый вождь товарищ Сталин говорит и предупреждает об опасности, мы сами потворствуем буржуазным недобиткам! Потворствуем и ломаемся! Идем на поводу! Да, да! На поводу! Уступаем себе в малом, а в конечном уступаем врагам!

Над залом пронесся ропот недовольных голосов. Присутствующие переглядывались и, не понимая, куда клонит Митрофанов, спрашивали друг у друга, что он имеет в виду. Пончикова встала и, постучав ладошкой по столу, крикнула:

– Тише, товарищи! Тише! Соблюдайте тишину! Дайте товарищу Митрофанову закончить.

Димка прервался и с благодарностью смотрел на комсорга. В его глазах мелькнул огонек преданности. Такая искорка проскакивает у цепного пса перед хозяином, который выносит миску с кислыми щами и костью.

– Нет, товарищ Пончикова! – вмешался майор.

Энкавэдэшник приподнялся и, обведя взглядом зал, добавил:

– Мне вот тоже лично не понятно, что имеет в виду товарищ Митрофанов? А? Поконкретнее надо! А то тут вот обвиняет весь коллектив в политической близорукости и потворстве буржуазной идеологии, я так вас понял, товарищ Митрофанов? А сам говорит расплывчато! Нет уж, если есть какие-то факты – говорите конкретнее! А так выходит, вы всех обижаете, и все имеют право возмущаться!

Пончикова прикусила губы и села. Она растерянно смотрела на майора. Тот ухмыльнулся и пожал плечами:

– Просим вас, товарищ Митрофанов, поясните, куда вы клоните! И не стесняйтесь, тут все свои, и критика, если она по делу, лишь на пользу!

Митрофанов слегка смутился. Димка шмыгнул носом и покосился на президиум. Майор развел руками и ехидно улыбнулся. Смирнов сидел красный как вареный рак, сжав ладони перед лицом и уткнувшись в них носом. Павел понял: главный редактор боится. Он боится каждого слова, а еще больше – каждого движения своего соседа в оливковом кителе с красными, словно капли крови, петлицами. Абрикосов тяжело вздыхал и кивал головой, словно старый мерин перед загоном на бойню. Его седая макушка двигалась вверх-вниз.

– А что, могу и примеры! – вновь уверенным голосом прокричал Димка. – Вот, мой друг и товарищ по работе, и вообще сосед по кабинету Паша Клюфт поддался на провокацию. Он не устоял перед этой гадиной Самойловой. И написал, что она ему втемяшила! А втемяшила она ему страшные вещи! Страшные, товарищи!

Павел опешил. Он почувствовал, что у него вот-вот остановится сердце. Страх, пронизывающий все клеточки его кожи, окутал тело. К горлу подкатил комок. Клюфт почувствовал себя парализованным от ужаса. Все присутствующие невольно повернули головы и смотрели на него. Павел ощущал на себе любопытные и сочувствующие, а главное презрительные взгляды коллег.

– Да, товарищи! Как мне ни горько говорить, но я скажу! – продолжал свою речь Митрофанов.

Его голос слегка дрогнул. Димка тяжело вздохнул и, словно актер, развел руками, ища поддержки у зрителей:

– Да, вот его статья! Причем, как вы видите, на второй полосе нашей газеты! Почти сразу за передовицей! А как она называется? А? Как? И как такое название пропустил главный редактор? А называется она, товарищи, вот как! – Димка поднял вверх руку.