Падшие в небеса.1937 - стр. 39
Павел невольно встал в полный рост и, оглядев зал, ответил удивленно:
– Тогда я вообще не понимаю, зачем я тут?! Я же не член актива и не начальник отдела?!
Но Пончикова тут, же парировала его вопрос:
– Нет, товарищ Клюфт. Вас вызвали специально! Вы у нас в повестке дня. Так что садитесь, садитесь, до вас дело дойдет! А пока послушайте выступления ваших товарищей и вникайте в тему! Может, тоже чего скажете! – Пончикова взглянула на гостя-нквдэшника и виновато улыбнулась.
Майор кивнул головой ей в ответ. Вера Сергеевна гаркнула довольным голосом:
– Продолжайте, товарищ Крутиков!
Игорь Крутиков, высокий парень в круглых очках и с короткой стрижкой под бобрик, вытер со лба пот носовым платком и дрожащим голосом продолжил читать с трибуны свое выступление по бумажке:
– Таким образом, наш коллектив комсомольцев не смог рассмотреть в бывшем корреспонденте отдела политики гражданке Самойловой ярко выраженного троцкиста и бухаринца! Она, ловко завуалировавшись под ярого сторонника социализма, на деле и в быту пропагандировала преимущества буржуазного капиталистического строя! Она, товарищи! За чашкой чая не раз вспоминала о тех годах, когда наша страна жила под гнетом капиталистов и буржуев! И вспоминала с восхищением! Пыталась в нас зародить сомнение правильности курса нашей любимой партии! Курса, продиктованного лично товарищем Сталиным! Курса, по которому идет самая передовая и прогрессивная в мире молодежь! И никто из нас не мог, а может, и не хотел остановить ее зловредные разговоры! И это, товарищи, позор! Позор нам всем, товарищи!
Павел первые минуты не понимал, о ком говорит Крутиков. Но постепенно до него дошел смысл слов корреспондента отдела сельского хозяйства. Ольга Петровна Самойлова! Крутиков клеймил позором именно ее! Клюфт в страшном изумлении слушал эту скомканную и нервную речь своего коллеги, читавшего слова с испугом и неприкрытой фальшью в голосе. Павел слушал и не понимал, почему Игорь, человек, который еще два дня назад лебезивший перед Самойловой и не раз, бегавший к ней в кабинет, чтобы разжиться сахаром (Ольга Петровна никому в этом не отказывала), теперь говорил такие страшные слова? Почему?
Клюфт сжался и тяжело вздохнул. Он почувствовал внутренний дискомфорт, перемешанный с мерзостью и отвращением ко всем присутствующим. Павел еще раз обвел взглядом президиум. Смирнов и Абрикосов сидели, опустив глаза, читая какие-то бумаги на столе. Пончикова с ехидной улыбкой пялилась на Крутикова, довольно кивая головой после каждого его слова. Дальше гость. Этот майор. И вдруг Павел ощутил на себе тяжелый взгляд энкавэдэшника. Маленькими, словно угольки, глазками он пристально наблюдал за Павлом. Клюфту стало не по себе. Этот приглашенный следил за каждым его движением! Их взгляды встретились. Почти безразличное гладко выбритое лицо, квадратные усики под носом и толстые, как вареники, губы. Противный нос в виде крючка. Низкий лоб.
Павел заерзал на стуле. Гость из НКВД – такое было впервые. Зачем он здесь? «Может, пришел рассказать, в чем обвиняют Самойлову? Пусть расскажет, хоть не будет слухов и разговоров. Нелепых небылиц и обвинений. Пусть скажет. Так будет легче всем. А если он пришел не для этого?! А если…» – Павел испугался своих мыслей.