Падение Левиафана - стр. 30

– Угу.

Они помолчали. Только вентиляция гудела и бормотал автодок.

– Ты?..

– Что – я, босс?

– Ты знаешь, отчего случился припадок.

Амос приподнял широкую сероватую ладонь – и да, и нет. И уголки губ у него разошлись чуть шире, точьв-точь как раньше, только на полсекунды позже, чем раньше.

– Что-то чувствую. В новой голове оно вроде фонового шума. Это была икота. Вряд ли повторится.

Она попробовала улыбнуться ему в ответ, но чувствовала, что вышло ненатурально.

– Ты думаешь меня так успокоить?

– Ты не веришь, что я – это он, да?

Она отметила местоимение «он». Не сказал: «Ты не веришь, что я – это я».

– Мне даже вопрос непонятен.

– Это ничего. Я понимаю. Я уходил таким, как был. Вернулся вот с такими глазами и кровью. И мозг у меня вытворяет всякое, чего раньше не делал. Даже странно было бы, если бы ты не задумалась.

– А ты?..

– Что – я?

– Ты еще человек?

Такая улыбка могла означать что угодно.

– Не поручусь, что и раньше им был. Но точно знаю, что я – все еще я.

– И этого хватит. – Она заставила себя наклониться и чмокнуть его в широкую гладкую макушку – как если бы не знала сомнений. Если он правда Амос, она поступила правильно. Если нет, если он – не он, пусть лучше тот, кто он есть, поверит, что она его приняла. – Все же погоди часок возвращаться к работе.

– Как скажешь, – вздохнул он.

Она пожала его плечо – твердое. Таким ли оно было прежде? Амос всегда был силачом. На тренажерах проводил времени не меньше Бобби, а Бобби, почитай, не вылезала из спортзала. Наоми не взялась бы сказать, есть перемена или ее мозг просто выискивает отличия, создает их на ровном месте.

– Я буду за тобой приглядывать, – сказала она, потому что это ложью не было, как ни понимай.

Пространство колец – не место расслабляться. Были времена, когда от здешнего хаба человечество разлеталось к звездам. Тогда тут было безопасно или сравнительно безопасно. Все, что добиралось до края обозначенной кольцами сферы, пропадало навсегда, зато и из-за нее ничто не проникало внутрь.

Пока все-таки не проникло. И оказалось губительным. Теперь почти все корабли проскакивали пространство на полном газу, заранее устанавливали курс, позволявший как можно скорее нырнуть из врат во врата. Самый верный способ попасть в «голландцы», зато пребывание в этом жутком месте сводилось к минимуму.

Корабли входили в кольца и выходили из колец, сновали между тысячей с лишним систем, и все они в той или иной степени занимались торговлей. У каждого было свое дело, они не интересовались ни самой Наоми, ни грузом на ее плечах. А «Роси» оставался здесь, в свободном полете. И с каждым часом возрастала опасность, что реальность снова вскипит, уничтожив все, что есть в пространстве колец. Но и деваться им было некуда, пока нет плана и цели более осязаемой, нежели «остаться в живых».

Она работала в рубке, парила над амортизатором, подтянув ноги в позу лотоса. Ремни креплений плавали вокруг, как водоросли в кислородной цистерне, а на экране перед Наоми раскинулась сеть подполья. Когда она обдумывала атаку на Лаконию, было проще. Ломать – не строить.

После поражения Лаконии в ее собственной системе – на собственной планете – империя взялась упрочивать сохранившуюся власть. Трехо с оставшимися у него силами укреплял верфи и линии поставок. Наоми же, используя подготовленные для войны организацию и влияние, пыталась создать сеть самоуправления. В новостях из Сол, Бара Гаона, Оберона и Малой Сварги только и слышно было об усиливающемся присутствии Лаконии. Правда, оставалось неясным, кому понадобилась такая тихая заводь, как Сварга. У Наоми не хватало рук принимать сообщения.