Падение империи - стр. 16

Общая обстановка на поле сражения складывалась не в пользу союзников, и после прорыва французов в тыл союзных войск последние начали беспорядочно отступать, ибо, как писал очевидец Н.Н. Муравьёв-Карский, «все главнокомандующие и цари уехали, не сделав никакой диспозиции».

В особенно трудное положение попал Ермолов, которому было поручено командование арьергардом; в ходе отступления ему пришлось также спасать 60 орудий, оставшихся без прикрытия. Умело организовав отступление и выдержав близ Рейхенбаха натиск главных сил французов, которыми предводительствовал сам Наполеон, Ермолов заслужил похвалу даже не благоволившего к нему Витгенштейна.

Последний доносил Александру I: «Ермолов дал сильнейший отпор неприятелю и, защищавшись в дефилях[5] и союзах, отступил к ночи на позицию при деревне Кетиц в совершенном порядке, показав во всём сражении искусство в распоряжении, примерную храбрость и мужество, одушевляющие подчинённых среди самих опасностей».

А вот как описывал второй день сражения при Бауцене его участник Михайловский-Данилевский:

«Государь не съезжал с кургана до отступления армии, и перед глазами его была гора, на которой стоял Наполеон, не трогаясь с неё весь день. Вообще, я не видел сражения, в котором бы войска обеих противных сторон менее маневрировали и где главнокомандующие были бы менее деятельные, как в Бауцене. Оба императора не сходили с курганов.

Граф Витгенштейн не оставлял ни на минуту государя и не подъезжал ни разу к войскам, а начальник штаба его, а следовательно, всех российских армий Довре[6] несколько часов на том же самом кургане стоял.

Всё утро до десяти часов французы атаковали наше левое крыло, стоявшее на горах, и были всегда отражаемы. Граф Витгенштейн весьма справедливо сказал государю при сём случае:

– Ручаюсь головой, что это ложная атака. Намерение неприятеля состоит в том, чтобы обойти нас справа и припереть к Богемским горам.

Он отгадал намерение Наполеона, но не сделал ни малейшего распоряжения, чтобы предупредить опасность. Часу в одиннадцатом обнаружилось настоящее намерение неприятеля, он начал обходить правое крыло наше под командой Барклая. Когда неприятели повели против него грозные силы, нам нечем уже было его подкрепить, слишком далеко было вести к нему войска от Милорадовича, а из центра нельзя было тронуть ни одного батальона, потому что стоявшая против середины нашей боевой линии французская конница, кажется, того только и ожидала».

Победа Наполеона была бесспорной, но её омрачила личная потеря императора: «Наполеон в сопровождении Коленкура и своего близкого друга Дюрока бросается вскачь в самую гущу боя. Затем взлетает галопом на холм. Рядом с ним валится дерево. На вершине холма его догоняет молоденький офицер и, запнувшись, выдавливает:

– Маршал Дюрок убит!

– Этого не может быть, он только что был рядом со мной!

– Ядро, свалившее дерево, угодило в него.

Император медленно возвращается в лагерь и говорит:

– Когда же судьба наконец войдёт в моё положение?! Когда же это кончится?! Коленкур, мои знамёна ещё побеждают, но моя звезда вот-вот померкнет.

Дюрок, однако, не убит – он смертельно ранен. Ужасен вид растерзанного тела друга. Последнее свидание, оба в слезах. Умирающий говорит:

– Я же говорил тебе ещё под Дрезденом, внутренний голос… Дай мне опиум.