Ответы - стр. 3
Очередь снова резко рванулась вперед, но не вместе с душой, а мимо нее, Врата Фемиды исчезли из вида.
ИБ: – Потрясающий отскок, как теперь стало ясно из твоего (нашего) положения, упрощение понятий не приводит к Истине.
С: – Да, с граблями я поторопилось. Так что же главное в этой Очереди?
ИБ: – То же, что и в любой Очереди – осознание ее.
С: – Как это?
ИБ: – Принятие приходящих в твое бытие людей, событий, пауз, их последовательность, осознание значимости их для тебя, а тебя для них. Непротивление происходящему есть доверие Высшему.
С: – А как же Свобода Выбора?
ИБ: – Свобода Выбора – это пространство между «отдать все Богу, как Иисус» и «забрать все себе, как Антимир», действуй на свое усмотрение в этих пределах.
С: – Насколько велико это поле самостоятельности?
ИБ: – Размер его известен давно – игольное ушко.
Душа у самых Врат, но створки плотно прикрыты, еще не время встретиться с Фемидой, но время встретиться с собой.
Кто ты, Архимед?
Кто ты, Архимед? Что заставляет тебя не обращать внимания на легионера, стоящего за спиной с обнаженным мечом? Неужто линия, прочерченная на высохшей земле оливковым прутиком, напоминающая склон горы или очертания согнутого лука? Вот она начала свой путь параллельно горизонту, робко, едва заметно отрываясь от невидимого притяжения, но осмелев, осознав свою внутреннюю силу, поднимается выше и к середине пройденного изгибает спину, будто кто-то желает согнуть ту самую ветвь оливы, но она не ломается и уже взмывает ввысь, приближаясь, прижимаясь, но не касаясь вертикали.
– Это гора, старик? – спрашивает солдат, пораженный столь явным безразличием жертвы к своей судьбе, висящей сейчас на волоске и полностью зависящей от его воли.
– Это гипербола, – спокойно отвечает странный старик.
– Скажи мне, чем ты можешь купить свою жизнь, я не намерен торчать здесь и слушать глупости, пока мои товарищи грабят город, – раздраженно говорит легионер.
– У меня нет ничего, кроме оливковой ветви, – старик демонстрирует прут солдату, – и Истины, ценность которой превосходит все сокровища Сиракуз.
– Видимо, это заклинание, превращающее камни в золото? – насмешливо спрашивает римлянин.
– Это Знание, преображающее человека в Бога, – не обращая внимания на смех, отвечает Архимед.
– В какого, их целый Пантеон? – заинтересованно спрашивает легионер.
– А который нравится тебе больше?
– Марс-воитель! – восклицает римлянин и задирает вверх свой короткий меч со следами запекшейся крови.
– Это несложная задача, – произносит старик, – ты им стал в тот момент, когда взял в руки гладиус.
– Неужели речь о Зевсе? – у солдата глаза лезут на лоб.
Архимед внимательно смотрит на римлянина, решая, как выстроить разговор, по всей видимости, свой последний, с солдафоном как с учеником, которого предоставила судьба, а не выбрал он сам.
– Эта линия, – наконец прерывает молчание Архимед, – путь на Олимп.
– Продолжай, – торопит его легионер, присаживаясь рядом на мраморную скамейку.
– Все, что под гиперболой, ну, то есть сама «гора», это Свобода Выбора, – старик обвел поле под линией прутком, – понятно?
Наклонившись к Архимеду получше разглядеть чертеж, римлянин уронил непристегнутый кассис к ногам старика. Солдат оказался молодым человеком, еще юношей, светловолосым галлом с веселыми глазами и обнадеживающей улыбкой.