Ответные санкции - стр. 22
Желание броситься к ним было чудовищным. Рассказать небылицу, что увезли насильно, шантажировали, боялся обратиться к властям – сойдёт! Выручат, в газетах опишут гримасы империализма и похищение советских учёных. Но останется невыездным за рубеж на всю оставшуюся жизнь. Не вариант!
«Молодец! – подбодрил дед. – Не сдавайся. Поставили цель и идём к ней до конца».
Самообман. Они топтались на месте и никуда не шли, Алжир превратился в ловушку.
Как и математические откровения, дед добыл несколько сногсшибательных идей об омоложении. На их проверку нужно оборудование, помещение, лаборанты… Короче – нужны большие деньги, легальность, свобода, и всё это в нормальной стране, а не в пародии на «развитой социализм». Конечно, это же предоставят и в Москве, там продление жизни кремлёвских старцев превратилось в национальный спорт.
«Решено. Как только получу нормальный паспорт – уезжаю».
Но кому нужен белый человек с невнятным прошлым? Французскому Иностранному Легиону? Наркокартелю? Вариант открылся с самой неожиданной стороны. Виктору помог мулла.
– …Ты не веришь в Аллаха, чужак?
Коротко стриженый араб в очках с тяжеловесной оправой пригласил Виктора в мечеть. Тот не смог отказаться. Мулла был исключительно уважаем у паствы. Русский отправился, чтобы не злить работяг лишний раз.
Виктора проводили в небольшое помещение, вход в него вёл через боковую дверь мечети. Вопреки ожидаемому, он не увидел ковра с подушками. Мула сидел за тяжёлым деревянным столом, на нём валялись светские газеты. Повинуясь приглашающему жесту, изгой примостился на длинной скамье.
Стоял сентябрь, время в Алжире ещё душное. Здесь же было прохладнее, не глядя на широкие открытые окна и отсутствие кондиционера, которым так гордился Хамид в своём офисе. Практически везде заметен тонкий налёт пыли, как её не убирай. Ветры с юга приносят вездесущую песчаную взвесь из пустыни.
– Что ты делаешь у нас, христианин?
– Скрываюсь. Во Франции я совершил необдуманный поступок, эфенди.
Мулла с интересом склонил голову набок.
– Любопытно. И весьма. Говор у тебя не французский, даже на северянина не похож. Откуда попал во Францию?
– Позвольте не отвечать, эфенди. Это уже не имеет значения, – Виктора обеспокоило наблюдение мусульманина; арабы в мастерской не обратили внимания на произношение и ошибки, сами болтали по-французски ещё хуже.
– Не буду неволить, христианин… Но что-то в тебе не так. Может – иудей?
– Нет, эфенди. Признаться, я вообще не верю в Бога.
В глазах муллы мелькнула укоризна.
– Прискорбно. Христиане и иудеи тоже ищут дорогу к Богу, хоть идут ложным путём.
Виктор пожал плечами. Каждому своё.
– Неужели не страшно жить в сознании, что смерть уничтожит для тебя весь мир? Что всё исчезнет – для тебя лично?
– Если загробная жизнь существует, то она наступит для меня объективно, верю я в неё или нет.
Мулла грустно улыбнулся одними морщинками вокруг глаз.
– Знакомо. Видишь ли, мы знаем о ней немного, только рассказанное Пророку, мир ему, архангелом Джабраилом. Но все, включая наших оппонентов – христиан, иудеев, буддистов – согласны, что посмертие зависит от прижизненного поведения, и отрицание Бога влечёт дурные последствия. А бегство из Франции означает, что ты и так далеко не безгрешен.
Они говорили долго, потом Виктор зашёл снова. Эфенди умел находить слова, пробивался и через плохой французский автомеханика, и сквозь барьеры атеистического воспитания СССР, замешанного на марксовом девизе «религия – опиум для народа».