Отсутствие жизни. Ночь упырей - стр. 11
Она ночевала у Смородника, на его постели, в его футболке. Украдкой стащила немного дорогого геля для душа. Чуть не ошпарилась водой, подогреваемой чародейской искрой. И он назвал ей своё имя – Мирча. Красивое, райхианское. А теперь он приготовил ей завтрак и спрашивает, подвезти ли её на работу… Сюрреализм какой-то.
– Ты в порядке? – спросил он напряжённым голосом.
Мавна сглотнула и заправила волосы за уши. Пора, наверное, вспоминать, как ведут себя нормальные люди. Покровители, да что с ней такое? Надо возобновить сессии с психологом. Похоже на нервный срыв.
– Да. Всё хорошо, спасибо. – Она с трудом доковыляла до стола и села на стул, поджав под себя одну ногу. – А ты? Как спалось?
Смородник передёрнул плечами, накалывая яичницу на вилку.
– Да так. Бывало хуже. – Он красноречиво хрустнул шеей и потёр затылок.
– Ох. – Мавна всплеснула руками. – Прости, пожалуйста, что я так нагло напросилась. Не знаю, что на меня нашло. Это больше не повторится.
Смородник перестал жевать, уставившись на неё непроницаемым взглядом. Мавна почувствовала себя словно под прицелом и уткнулась в тарелку, сосредоточившись на завтраке.
– Не знала, что ты умеешь готовить, – пробормотала она.
– Умею. Просто для себя как-то нет мотивации.
Настала очередь Мавны уставиться неодобрительным взглядом. Теперь Смородник смутился – она была готова поклясться, что бледные впалые щёки стали розовее. Мавну кольнуло что-то, очень похожее на нежность. Протянув длинную руку, Смородник взял со столешницы чайник, вскипятил искрой и залил горячей водой высыпанный в кружки кофе три-в-одном. Запахло бодряще-сладко, совсем не так, как в кофейне, но тоже приятно и как-то по-домашнему.
– Смо, ты не прав, – сказала Мавна мягко. – Я видела твою ванную. Ты умеешь о себе заботиться. – Она поёрзала, удобнее устраиваясь на стуле. Небо за окном светлело, надо было поторапливаться, иначе не успеет к открытию кофейни. – У тебя дорогая машина, дорогой матрас и… твои татуировки. – Мавна стрельнула взглядом по рукам, которые почти до локтей открывали закатанные рукава. – Но ты питаешься лапшой из лотков, растворимым кофе и пьёшь из уродских кружек с логотипами. Будто бы хочешь, но не разрешаешь себе любить себя. Это как-то…
– Собирайся, – отрезал он и быстро встал. По тому, как стиснулись его челюсти, Мавна поняла, что невольно перегнула. Да, он впустил её в свою квартиру и был с ней честен, но в душу всё-таки не впускал. Лишь приоткрыл дверь, позволяя смотреть издалека. Но не входить и не пытаться навести там порядок.
Она даже не доела яичницу: неотрывно смотрела, как он моет свою тарелку, как поправляет волосы, падающие на глаза. Наблюдала, как он хмурит брови, как напрягаются мышцы на татуированных руках, и никак не могла понять, почему же так тянет разглядывать его грубый профиль, который даже красивым-то она не могла однозначно назвать. Взяв свою тарелку с остатками еды, она переставила её на столешницу. Смородник молча сгрёб в ведро недоеденную яичницу, капнул на губку ещё немного моющего средства и принялся сосредоточенно намывать вторую тарелку.
Мавна вздохнула. Быстро проверила телефон. Написала сообщение Варде:
«Привет, как у тебя дела? Как ты там, в заточении? Отец не появлялся?»
Наверняка ему было бы приятно увидеть, что она беспокоится.