Отсутствие оснований. Опыт странного мышления. Часть I - стр. 5

Сложность таких извлеченных мыслей значительна, и чем внимательнее дух, чем он более изощрен, тем сильнее он требует какого-то сверхзначительного напряжения для определенного взаимодействия с загадочным тем. И такое напряжение становится смыслом и целью, а все другое становится каким-то бесполезным и бессмысленным, но все же нужным в этом присутствии. Отсюда и поиски такого напряжения становятся необходимостью и чем-то, без чего дальнейшее существование становится бессмысленным, а иногда даже абсолютно невыносимым.

Человеческое мышление всегда стремится к завершенности13, окончательности, то есть к какому-то последнему рубежу. Но стремление к таковому предполагает постоянное движение. Отсюда остановить или даже окончательно зафиксировать такое невозможно. Можно только разглядывать пройденный путь и вглядываться в день сегодняшний, а затем усматривать нечто впереди. И так со всем пониманием и со всем знанием (со-знанием) – оно текучее, оно происходит… Поэтому любые попытки законсервировать что-то в форме определения – это слабая попытка остановить живую мысль. Отсюда в наличии всегда присутствует какой-то «открытый разговор о чем-то», и это «о чем-то», о чем разговор, оно всегда существует именно так. То есть разговор не заканчивается, и «то, о чем разговор», не определяется окончательно, а все это такое течет и длится, и в наличии от такого есть только вот такое – текучий разговор, неопределенный им непредмет и активно встроенный в такой разговор мыслящий, который, возможно, и становится причиной всей этой конкретной неопределенности.

Но за всем этим происходящим мышлением есть еще нечто, нечто неуловимое, что нельзя понять. И вот эта мысль «о присутствии вот этого неуловимого», того, что нельзя понять – это точка удивления, которая позволяет установить нечто, о чем стоит задуматься и что, возможно, является началом любого мышления, любого разговора. Но, а что в итоге представит такое задумывание, если в итоге такое – это нечто неуловимое для мышления?

Итак, мышление всегда хочет достичь последнего рубежа, получить завершенность, победить текучесть и в итоге выдать за такой рубеж какую-то конструкцию, какую-то определенность в виде какой-то формальности. Но в таком есть существенный изъян, так как любые конструкции – это бывший акт мысли или то, что возникло после мысли, в результате мысли14. Но акт мысли – это подвижность, которая в своем происходящем присутствии не имеет никакой остановки, и останавливаясь становится уже чем-то другим. Соответственно такие конструкции – это какая-то замершая (иногда) полезность, которая может быть толчком для другой мысли, но это не мысль, а нечто мертвое, и такая мертвость действительно значительна, так как любую мысль в итоге приходится обездвиживать тем или иным образом, а затем такое обездвиженное вчера, бывшее мыслью, может влиять на происходящее и становится тем, что будет порождать и другое бытие и мысль в итоге. Но такая завершенность мысли – это не ее рубеж, это какой-то промежуточный итог, за которым может быть только следующий акт…, но, если его не будет, будет нечто иное, но это «иное» – это нечто недоступное для мышления.

Отсюда все рубежи, все, переставшее быть мыслью, – это не рубеж мысли, это не ее реализация, не ее какой-то окончательный итог, а это ее остывание в чем-то другом, в чем-то, с чем мысль взаимодействует и что может быть причиной формализации мысли в нечто странное, но что это на самом деле?