Отряд - стр. 8
Но чертова память тут же услужливо подкинула картинку сначала из декабря сорок первого, а потом, в довесок, и того хуже – Сталинград.
О господи!
Обер-лейтенант тряхнул головой.
Нет, к черту воспоминания. Будем заботиться о дне сегодняшнем, а вчерашний и завтрашний пусть позаботятся о себе сами.
А сегодняшний день, вернее – ночь, потребует от его взвода и от него самого привычной тяжелой работенки.
Впрочем, Хельмут Дитц не боялся. Точнее, не тру-сил. Он был твердо убежден в том, что хороший солдат, который хочет выполнить приказ и при этом остаться в живых (а только такой солдат и может считаться хорошим), просто обязан бояться. Но он же обязан и преодолевать свой страх. Сам Дитц неизменно следовал этому правилу. Дважды представленный к Железному кресту и один раз к Рыцарскому Железному кресту, он получил в свое время лишь один – Железный крест II степени, но тем не менее с гордостью носил солдатский «Знак отличия участника пехотных штурмовых атак», заслуженный им еще летом 41-го под Ельней. Тогда же, в 41-м, в ноябре месяце, после краткосрочных офицерских курсов в Дюссельдорфе, он получил чин обер-лейтенанта и вернулся в родной взвод уже не унтер-офицером, а командиром – случай в вермахте редкий, но возможный. На войне и не такое бывает.
Хельмут Дитц был очень хорошим офицером, но только для своих солдат.
Именно поэтому он вот уже полтора года таскал одни и те же погоны обер-лейтенанта, не рассчитывая на повышение по службе. Да и не особенно, честно говоря, к этому повышению стремясь. Три года войны (он ушел в армию весной сорокового года рядовым), из которых два – на русском фронте и которые, собственно, только и можно было считать настоящей войной, окончательно сковырнули с него романтическую скорлупу геббельсовской пропаганды, и, будучи от природы человеком здравомыслящим, но честным, он, с одной стороны, уже начинал понимать, что война проиграна, но, с другой, продолжал драться, стараясь, по возможности, сохранить жизни своих солдат и свою собственную.
Дитц дошел по ходу сообщения до родного окопа и свернул направо. И тут же увидел торчащие из ближайшей стрелковой ячейки чьи-то ноги в коротких пыльных сапогах. Судя по тому, как эти ноги небрежно и даже как-то независимо лежали одна на другой, их обладатель был жив и жизнью на данный момент вполне доволен, что также доказывала тоненькая струйка сигаретного дыма, поднимающаяся строго вверх к вечернему небу.
– Кх-м! – сказал Хельмут Дитц и, наблюдая за этой тоненькой белесой струйкой дыма, некстати подумал о том, что погода завтра, вероятно, будет хорошая.
Ноги немедленно исчезли, и в проход высунулась круглая голова без каски, принадлежащая пулеметчику Рудольфу Майеру.
Левую руку с сигаретой солдат предусмотрительно держал за спиной.
– Господин обер-лейтенант! – радостно воскликнул он хриплым голосом. – А я тут слегка…
– Вижу, – усмехнулся Хельмут. – Да хватит тебе сигарету прятать. Кури уж, раз начал.
– Спасибо, – солдат глубоко затянулся и, помедлив, спросил: – Какие новости, господин обер-лейтенант?
– Угадай.
– Я так понимаю, что хреновые. Как всегда, впро-чем.
– Правильно понимаешь, Руди. – Дитц поднял голову и оглядел быстро темнеющий небосвод, на котором уже замерцали первые звезды. – Вот что, рядовой Майер, – вздохнув, сказал он, – собери-ка ты мне немедленно в блиндаже всех командиров отделений.