Отрок. Стезя и место - стр. 45
– Не слышишь, что ли? Скотину бы пожалел, намнет же спину… – помолчал немного, дождавшись, пока купец, неразборчиво ворча под нос, оправит сбрую, и спросил. – Ну, чего еще узнать хочешь? Вижу же, что хочешь.
– Тут такое дело, Леша, – Осьма с притворным кряхтением поднялся в седло и излишне внимательно принялся разбирать поводья, – ты бы не горячился. Понимаешь, ты – воин, твое дело воевать, я – купец, мое дело торговать…
– А Нинея – волхва, – перебил Алексей – ее дело волхвовать! Но мы с тобой еще и христиане, а потому волхвовство…
– Да погоди ты! Волхвовство, волхвовство… много тебе вреда с того волхвовства было? Она в глуши живет, появился новый человек, она его и расспросила… гм, по-своему, конечно. А как ей еще узнавать, что в мире творится?
– Ага, заботливый ты наш, чего ж сам-то к ней не идешь, тоже, наверно, новостей кладезь?
– Ой, ну перестань ты, коптить-вертеть! – Осьма, утвердившись, наконец, в седле, тронул коня шагом. – Лучше вот что мне скажи: не возникало ли у тебя, после разговора с ней, каких-то желаний неожиданных? Ну… – Осьма поколебался, подбирая слова, – как будто что-то толкнуло изнутри или голос какой-то подсказал.
– Ты что, хочешь сказать…
– Да ничего я не хочу сказать! Просто припомни. Ну, скажем, ты вот крест Лисовинам целовал. Это у тебя как-то неожиданно случилось или обдуманно?
– Не попал, Осьмуха! Я об этом еще, когда сюда ехал, размышлял, а про волхву тогда и не ведал ничего.
– Угу. А что-нибудь другое… так, чтобы не думал – не гадал, а вдруг само выскочило?
– Я, не думая, ничего не делаю! Отучила жизнь! Или сам не таков? А?
– Ну… как тебе сказать? – Осьма слегка пожал плечами. – Жизнь, она, конечно, думать приучает. Значит, ничего такого за собой не замечал?
– Нет же, говорю тебе!
– А если Анну поспрошать? Со стороны-то виднее…
– Осьмуха!!! Я те сейчас так поспрошаю!
– Да что ж ты, коптить-вертеть… я же не любопытства ради!
– А мне как раз любопытно: если тебе в ухо дать, сразу наземь сверзишься или добавлять придется?
– Леха!..
Договорить Осьма не успел, пришлось нырять под летящий, как и было обещано, прямо в ухо, кулак. Увернуться-то Осьма увернулся, но Алексей, неплохо знакомый с играми степных наездников, захватил одежду купца так, что натянувшаяся ткань пережала тому горло, и попытался выдернуть Осьму из седла. Сопротивляться было просто-напросто бесполезно, и Осьма послушно сполз с конской спины, но в последний момент вцепился в Алексея, как клещ, и потянул его: вниз, используя свой немалый вес, и в сторону, умудрившись упереться коленом в бок Алексеева коня. Конь, столкнувшийся с подобным обращением впервые в жизни, испуганно прянул в сторону, и оба борца грянулись на дорогу. Осьма, оказавшийся при этом снизу, только хекнул, выпустив из груди остатки воздуха.
Дальше у купца и вовсе не было ни малейших шансов: он только и успел дважды хватить разинутым ртом воздух, а Алексей уже перевернул его на живот, уселся сверху и принялся тыкать противника лицом в дорожную пыль.
– Ешь землю, червяк! – тычок в затылок. – Забыл, с кем разговариваешь? – еще один тычок. – Анюту тебе поспрошать…
Осьма неожиданно, на манер норовистого коня, вскинул задом и чуть не сбросил с себя Алексея, но почувствовав, что маневр не удался, повернул голову, чтобы не тыкаться лицом в землю, и возопил голосом гулящей девки: