Отрок. Бабы строем не воюют - стр. 19
– И что?
– Да почти что наша усадьба, только не из бревен, а из… ну, из плетней, только толстых. Прочно все, на настоящее похоже. По теплому времени так даже и жить можно. Вот там и поучить дев, как стрелков расставить, как укрываться, как стрельбой командовать… и всякое такое. Им же в поле не ратиться, в жилом месте воевать. Как по мне, так учебная усадьба – самое то, что нужно!
– Ладно, посмотрим… схожу с тобой туда как-нибудь.
– Так можно прямо сейчас, недалеко же. Велю телегу запрячь…
– Нет, потом. Сейчас об ином говорить хочу, – Анна поколебалась, подумала, машинально разглаживая ладонью скатерть и переставляя туда-сюда чарку, потом продолжила. – Ты со своими молодухами-стрелками – сила. Тем более опасная, что никто вас всерьез не принимает. Ну… почти никто. У воинов же обычай тверд: любая сила либо должна беспрекословно подчиняться начальному человеку, либо ее уничтожат. Мы же с тобой замыслили силу копить в тайне… и если это откроется – добром не кончится. Понимаешь, о чем говорю.
– Само собой. Но ведь Корней же…
– Ты мне тут узлы не запутывай! – Анна пристукнула костяшками пальцев по столешнице. – Забыла, с кем говоришь? Сотник, конечно, все знает, но он сейчас в походе, значит, без Аристарха никак не обойтись. Не поняла разве, куда попала? У нас здесь поселение воинское, так что старые привычки забудь – не допустят тут этого!
«Ну, нет, ты у Корнея уязвимое место, дыра в доспехе. Он над тобой по-настоящему начальным человеком быть не сможет. А Аристарх не позволит, чтоб такая сила оставалась без надежного пригляда. Лучше уж я эту силу под его руку сама приведу, чем он Листю потом за горло возьмет. А ведь возьмет всенепременно! Он-то не хуже меня понимает, что тут на сотника надежи мало».
Анна в очередной раз поймала себя на том, что почти копирует тон и поведение Корнея, только что деревянной ногой по полу не заскребла. Поймала и… ничего не стала менять, наоборот, подобно батюшке-свекру, уперлась ладонью в колено, отставила в сторону локоть, подалась телом вперед и, набычившись, уставилась на собеседницу.
«Вот еще сейчас как скажу: «Кхе! Ядрена-матрена!» – и хоть стой, хоть падай! Только эта ведь не упадет… Но я все равно сильнее!»
Анна и сама удивилась, откуда вдруг взялась в ней эта озорная веселость, ну, будто Мишаня в щелочку подсмотрел и хихикнул. Удивилась и сразу же поняла – от ощущения этой самой силы! Нет, Листвяна не ослабла, но она не понимала намерений боярыни: чувствовала, что Анна знает, что делать и как делать, осознавала свое неведение и… и в этом ее слабость! Опять так же, как и с Дареной: у Анны есть дело, есть цель, а у Дарены и Листвяны – только забота о своем благополучии или, еще хуже, потакание своим страстям и желаниям. Анна же свои страсти и желания смогла обуздать, подчинить их общему делу. Ну, не ради же собственного удовольствия она сейчас старалась, из кожи вон выпрыгивала, Дарену ломала и Листвяну подчиняла! Нет, конечно – и себя возвеличивала, и других подавляла она только для того, чтобы еще выше поднять род, чтобы ни у кого даже мысли не закрадывались попробовать Лисовинов на прочность. В этом заключалась ее сила. Много силы, даже на язвительное веселье оставалось.
Листвяна что-то такое почувствовала и, наконец отведя взгляд, прервала затянувшееся молчание: