Отрочество 2 - стр. 39
– … и не спорь! – свирепо глядя на супругу, хмурил брови Фима Бляйшман – тот, который ещё контрабандист и немножечко флибустьер, а совсем даже не почтенный делец почти на пенсии, – Тама сейчас много решительных вооружённых людей, но я таки думаю, шо умных среди них если и да, то не в том направлении! Думать надо не об и за оружии, и тем более не оружием, а за экономику и бизнес!
Он с размаху уселся на чемодан, и тот наконец закрылся. Пыхтя и отдуваясь, мужчина с торжествующим видом затянул ремни, и выпрямился с багровым лицом и видом победителя.
– А носочки!? – всплеснула полными руками Эстер, – Носочки-то вот они! А дерринджер? Который тибе моя мамуля на нашу годовщину дарила! Неужели забыл?
– Фима! – заломила она руки, – Как ты будешь в Африке без носочков и дерринджера!?
– Золотце! – выпрямился былой гроза Молдаванки и немножечко Одессы, – ты таки не находишь, шо это смешно – говорить за дерринджер тогда, когда у меня есть вот такое ружьё, в дуло которово можно просунуть большой палец, и ещё останется немного места?!
– Ой, да шо ты такое говоришь?! – супруга прищурилась, уперев руки в бока, и Фима таки согласился, не доводя до греха!
Проводи супруга и восемь его кофров с чемоданами на пароход, помахав платочком и пустив слезу, Эстер вернулась домой грустная и умиротворённая.
– Фима решил, шо у мине мало брульянтов, – сообщила она со светлым вздохом встреченной соседке, – и решил таки отправиться за ними в Африку. Такой авантюрист!
Одиннадцатая глава
Застонав надсадно всем своим стареньким, изрядно проржавевшим металлическим телом, пароходик накренился и заскользил на волне вниз – резко, будто падая в пропасть, и желудок подскочил к горлу.
– Ву-у! – пронзительно засвистел ветер в едва приоткрытый иллюминатор, разлетаясь по каюте холодом и солёными брызгами.
– Бу-э! – склонился пожилой сосед-португалец над пустым тазом, закреплённым у кровати. Выпучив глаза, он раздувал худое лицо и жилистую шею, но желудок его давно пуст. Спазмы сотрясают жилистое тело, и кажется, што ещё вот-вот, и будет его рвать кусками желудка.
– Бу-э! – пример оказался заразителен, и вскоре рвало всех моих соседей по каюте. Санька пока держится, но и он зеленеет лицом – не столько даже от качки, сколько за компанию.
«– Психосоматика» – вякнуло подсознание неуверенно, и заткнулось. Вздохнув, я принялся ухаживать за соседями по каюте, потому што, ну а как иначе? Не потому даже, што ангел кротости, доброты и милосердия, а просто – сам же буду нюхать, а то и оттирать.
Стюарды, они вроде как и должны ухаживать за пассажирами, но – шторм! Есть дела поважнее, и сейчас они выполняют работу палубных матросов. Ну… наверное. Капитану виднее, куда их и как.
– Воды попей, – присев рядом, уцепился одной рукой за поручень койки, сую кувшин с водой немолодому немцу-инженеру с запачканными блевотиной усами «под кайзера», – иначе при такой рвоте обезвоживание будет. Выпил…
– Бу-э!
Сдерживая клокочущий гнев на немца, судёнышко, капитана и саму ситуацию, выплеснул рвоту в иллюминатор… и чуть было не получил её обратно в морду посредством штормового порыва ветра. Повезло. Судёнышко как раз качнулось на воле, и едко пахнущее содержимое немецкого желудка украсило снаружи стену каюты, тут же смытое волной.
– Дева Мария… – тоскливо забормотал кто-то из португальцев молитву, и я совсем затосковал. Набожный народ, да ещё и страдающий… пара минут, и будет тут филиал монастыря.