Отражения - стр. 2
Сейчас, лежа на печи, Веисага слушал через интернет мугам. Но мугам не слушался. Сколько Веисага не упорствовал, пытаясь вслушаться в мугам, тот Веисагу отвергал. Веисаге нестерпимо хотелось быть сейчас вместе со своими. Дома "час мугама". Дома мугам он никогда не слушал, а здесь, на чужбине, хотелось слушать его, покачивая от удовольствия головой, есть привезенный из района сыр-мотал, смотреть в жаркий полуденный час на раскаленный солончак Апшерона, на котором так вольготно ящерицам. Носятся в хаотичном броуновском движении. "У нас час мугама, где-то "сиеста", а где-то, в такой же час его названный, из-за резкого внешнего контраста, брат-близнец, рыжий гигант Стив (рост 2 метра 5 сантиметров), бывший старший механик сухогруза "Ильич", а ныне одержимый художник, рисует акварелью брюнеток на пирсе Тасманова моря. Ветер развевает черные локоны волос, натягивает, как парус, длинное, до щиколоток, цветастое платье.
Он частенько посылал Веисаге свои работы, натюрморты с кинжалами и сочными, разделенными надвое гранатами, женщин в ветреный, как в Баку, день на пирсе Тасманова моря. Глядя на эти работы, Веисага думал, что пейзажи с женщинами Бурке удаются. Увидев его первых на пирсе женщин, Веисага подумал, что они грустны, и все как-то очень хорошо, правильно стоят на пирсе. Стоят, ничего не ожидая, просто печально. А это правильно, когда ничего не ожидаешь. То, что печально, это точно, иначе, что может привести в холодный ветреный день женщину на пирс. Печаль. "Молодец, Стивка-бурка", – отвечал ему мессаджем Веисага.
Со Стивом они "побратались" на Тикси, когда Веисага приехал исправлять сбой в компьютерной программе "Ильича". В нефтяном концерне он, как компьютерный специалист, был востребован, но тогда еще не перешел на обслуживание клиентов по "отдаленной" от объекта программе.
Сырой, туманный Тикси. Там и шагу без канатной привязи от избы-гостиницы до "зависшего" на приколе сухогруза не ступить. Надо было идти, строго держась за канат. Веисага пошел. До пристани он не дошел всего шагов тридцать. Его хватились минут через десять. Нашли промокшего от сырого, непроглядно густого тумана в пяти метрах от канатной привязи. Барахтался в пробоине размытого люда. Нашел механик экипажа Стив, притащил на себе на корабль.
Веисагу отогрели. "Да вы, оказывается, братаны, «братья-близнецы», – шутили механики, – в сауну идите отогреваться". Конечно, близнецы, причем натуральные, и объединяло их что-то неуловимо родное; близнецы, как же иначе, один рыжий, другой черный; высоченный гигант, качок – Стив и невысокий Веисага, но тоже качок.
– Стивка-бурка, вещий и рыжий, – шутил Веисага, – встань передо мною, как лист перед травою. Поговорим.
– Отстань, – Стив поворачивался на другой бок. Стиву страстно хотелось в Оймякон до наступления холодов. Он собирался там зазимовать, писать его пейзажи. Он видел на снимке, на заледеневшей эстакаде, девушку в черном, суметь написать акварелью в черно-белом – это самое то. – Отстань, ты быстрее кончай с компьютером, надоело здесь торчать. – Потом вскакивал, забрасывал Веисагу за плечо, нес по палубе вниз, в машинное отделение сухогруза. – Делай давай, чтобы к завтрашнему дню все закончил.
В Баку, к Веисаге, Стив приехал через 5 лет. Месяц прожил с мечтою увезти с собою черноокую смуглянку.