Размер шрифта
-
+

Отражение тайны - стр. 20


Океан слегка морщинился.

Буйки обозначали, где начинается Ничто.

На берегу было пусто, за исключением Смерти, которая, аккуратно свернув из газеты кораблик, пускала в последнее плаванье чью-то прядь волос. Смерть сегодня была мужчиной – твидовый клетчатый костюм выгодно оттенял белоснежность черепа. Завидев Миранду, он махнул ей рукой – вряд ли признав, скорее всего, просто запомнив, что «в человеческой коммуникации жесты играют немаловажную роль». Бобби Тодд, журналист и биограф Смерти, сидел тут же на камне и наблюдал за манипуляциями компаньона. Бобби импонировал Миранде – как, впрочем, и многим в городе – то ли потому, что неплохо владел пером, то ли потому, что был молодым и симпатичным, то ли потому, что знался с самой Смертью. Некоторые говорили, что с тех пор, как стал биографом Ее Костейшества, Бобби несколько озанудился – наверное, этого и следовало ожидать. На пороге смерти многие меняются – неужели не изменится тот, кто живет у нее в квартире?

Кораблик скрылся в Ничто, Смерть встал, тщательно отряхнул и без того чистые брюки и отправился прочь от берега. Бобби лениво потянулся, бросил на Миранду задумчивый взгляд, словно спрашивающий: «Ах, ты еще жива?» – и вальяжно пошел вслед за Смертью.

Миранда поежилась.

– Вода была мокра насквозь, песок насквозь был сух…[13]как в трансе пробормотала она, медленно расстегивая сумку.

На самом деле, давно это нужно было сделать, давно. Останавливала какая-то странная жалость. А может, и страх. Страх взять на себя ответственность – похоронить последние книги в городе. И пусть от книг там осталось всего лишь одно воспоминание – но именно на воспоминание тяжелее всего поднять руку.

Крыса ее убедила. Пора.

Ничто приходит в город. Пора.

Она достала из сумки газету и сложила из нее кораблик – настолько большой, насколько могла. Неуклюжий, кособокий – все-таки она не была ни кораблестроителем, ни Смертью – он закачался на воде, то и дело зачерпывая бортом.

– А книги
Я утоплю на дне морской – пучины,
Куда еще не опускался лот,[14]

пробормотала она, открывая сумку.

Как она и боялась, часть страниц уже протекла через ткань и, наверное, пленкой желтоватой жижи устилает улицы города. «Наконец-то он наполнится мыслями», – подумалось ей. К утру они смешаются с грязью, разнесутся на подошвах ботинок – мысли расползутся по городу как зараза, незаметная и – увы – совершенно безопасная.

Она зачерпывала книги обеими горстями и выливала в кораблик. Под грузом – разве можно это было уже назвать книгами? мыслей, чистых мыслей – тот кренился, дрожал, словно вот-вот развалится, но пока еще стоически держался.

Казалось, что она поступает неправильно. Что нельзя это делать так. Что нельзя просто брать и хоронить. Мысли должны жить. Нужно верить в них. Но крыса ее убедила.

Она оттолкнула кораблик от берега и отвернулась, чтобы не видеть, как тот уходит в Ничто.

И увидела пристально смотрящего на нее Смерть.

И вздох – полушепот-полушорох – остановившихся Механизмов окутал город.

И наступила тишина.

– Но если мыслить
И значит – быть,
А кончив мыслить… —

спросила Миранда, когда Ничто коснулось ее пальцев – так же, как она касалась книг. И все стало для нее ясным.

Не она возглавляла похоронную процессию книг – те сами хотели покинуть город, пусть даже и таким путем. Долгими месяцами их цитаты подчиняли ее себе, обволакивали сознание, травили сначала сладким, а потом и горьким ядом – пока она не потеряла волю, не лишилась себя и не пошла на поводу у них. Крыса была ни при чем.

Страница 20