Отпуск (не) по плану - стр. 31
— Или здесь нельзя тебя трогать? — чуть сдавливает ягодицу, просовывая один палец под резинку трусиков.
Моё тело моментально реагирует на эти наглые прикосновения, словно два года только их и ждало. Кожа под его ладонью горит благодатным огнём, а внутри рассыпаются блаженные фейерверки. Мне кажется, я издаю звуки, похожие на скулёж.
— Или, может быть, здесь нельзя тебя трогать? — убирает руку с попы, и я замираю, ожидая, куда она теперь приземлится…
Грудь. Ну, конечно же, грудь. Прерывисто вдыхаю воздух. Даже сквозь плотную ткань купальника чувствую, как торчащий сосок упирается в огрубевшие от тренировок подушечки его ладони. Сжимает.
Зудит по всему телу. С силой свожу ноги вместе. Пытка. Сладострастная пытка. Ногтями впиваюсь в его руку, что нагло устроилась у меня на груди. Скорее для имитации сопротивления, ведь знаю, что он не отступится, пока не получит то, что хочет. И сила моих слабых рук, как и острота тупых ногтей его не остановят. Я как мошка против великана. Остаётся понять, чего хочет великан и как далеко он зайдёт.
Антон зубами тянет за верёвочку купальника, распуская бантик на шее.
— Пожалуйста, не надо… — пищу.
— Как твоя фамилия? — тихо спрашивает.
— Ба… — останавливаюсь и сглатываю, так как вторая его рука ползёт под резинку трусиков. — Ле… Лебедева я.
— Уверена?
— Да. Пока Лебедева.
— Пока меня это устроит, — он убирает свои наглые лапищи.
Вздыхаю с облегчением. Не хочу казаться… не хочу быть такой слабой, но когда он меня трогает, самообладание куда-то испаряется.
Отплываю подальше и разворачиваюсь. Смотрю в пожирающие меня хитрые глаза. Что же ты задумал, Лебедев? Права Полина, ты явно открыл охоту. Только не на кого-то на острове, а на меня.
— Нравлюсь? — вдруг спрашивает.
— Когда-то нравился. Уже нет.
— А глаз сейчас не сводишь.
— Я просто пытаюсь предугадать твои дальнейшие действия.
— Зачем?
— Чтобы их избежать, естественно.
— Зачем?
— Что значит зачем?
— Зачем тебе избегать моих действий, если все они приводят только к тому, что ты стонешь от удовольствия?
Кровь к щекам приливает.
— Это не правда.
— Не правда? — подплывает ближе и берёт меня за запястье. — Знаешь, как звучало твоё «пожалуйста, не надо»? — притягивает к себе и склоняется к уху. — Как «пожалуйста, не надо останавливаться».
Пытаюсь выдернуть руку из его захвата. Как же я ненавижу этого самовлюблённого болвана! И ведь он искренне считает, что можно силой брать всё, что ему хочется, и делать кому-то «хорошо» против его воли.
— Может не стоит делиться своими извращёнными фантазиями с посторонними людьми?
Удается, наконец, вырвать руку из его лап. Естественно, он сам разомкнул пальцы. Я отплываю назад и спиной врезаюсь в гидроцикл. Вот бы быстро на него залезть, завести и удрать, оставив Лебедева здесь. Пусть рыб тут трогает, связывает и заставляет вести себя на берег, вдруг они будут в восторге просить не останавливаться.
— Ты вроде уже взрослая девочка, Виктория.
— Да, я уже взрослая. Достаточно взрослая, чтобы не впадать в стокгольмский синдром.
— Снова.
— Что? — кричу.
Возможно, я не расслышала, он не близко, а у меня над ушами стук волн о дно гидроцикла.
— «Снова» осталось добавить тебе, чтобы перечеркнуть все наши прошлые отношения. Посторонней ты себя уже называешь.
На языке застывает это «снова». Хочется сказать его, тем самым сделав ему больно и поставить точку. Но я не готова. Хотя влюблённость жертвы в своего похитителя никак иначе, кроме как стокгольмским синдромом, не называется. Но я всё-таки молчу, прикусывая губы.