Отпуск на двоих - стр. 36

Алекс сделал навстречу мне последний шаг, уронил на пол сумку и заключил меня в объятия.

Это было так абсолютно естественно – привстать на цыпочки, обхватить его талию руками, уткнуться лицом ему в грудь, вдохнуть его запах. Кедр, мускус, лайм. Алекс Нильсен – настоящий раб своих привычек.

Та же невероятная прическа, тот же чистый, теплый аромат, тот же гардероб (разве что со временем его одежда стала выглядеть немного качественнее, чем во времена студенчества). И он точно так же, как и всегда, сцепил свои руки у меня за спиной и притянул в объятия, чуть не оторвав от пола; и точно так же, как и всегда, объятия Алекса крепкие, но аккуратные. Не такие, от которых кости трещат.

Сейчас мы словно скульптура, приходит мне в голову. Нежное давление со всех сторон, которое превращает нас в единое живое существо – только с двумя бьющимися сердцами.

– Привет, – проговорила я ему в грудь. Руки Алекса медленно опускались к моей пояснице, сжимаясь все крепче.

– Привет.

Я надеялась, что он услышал улыбку в моем голосе, потому что я точно услышала улыбку в голосе Алекса. И несмотря на то, что он ненавидит публичную демонстрацию собственных чувств, в этот раз никто из нас не пытался как можно быстрее отдалиться. Думаю, Алекс думал то же самое, что и я: это нормально – обниматься неприлично долго, если ты не делал этого уже два года.

Я крепко зажмурила глаза, борясь с подступающими эмоциями, и еще сильнее прижалась лбом к его груди, Алекс же опустил руки мне на талию и сжал ладони.

– Как долетела? – спросил он, и я подалась назад – ровно настолько, чтобы видеть его лицо.

– Судя по всему, летела я с будущими великими оперными певцами. А ты?

На секунду Алекс потерял контроль над своими мимическими мышцами, и его губы растянулись в улыбке.

– По-моему, я чуть не довел до инфаркта женщину, сидящую рядом. Я случайно схватил ее за руку, когда началась турбулентность.

Я не смогла сдержать смех, и Алекс улыбнулся еще шире, крепче прижимая меня к себе.

Алекс Обнаженный, мелькнуло у меня в голове. Я побыстрее постаралась отбросить эту мысль. Давно уже следовало дать этой части его личности какое-нибудь вменяемое имя.

Алекс, казалось, прочитал мои порочные мысли. Улыбка его медленно увяла, он разжал руки и отступил назад, на приличествующее расстояние.

– Тебе нужно забрать багаж? – спросил он, поднимая с пола свою сумку и хватая за ручку мой чемодан.

– Я и сама могу понести, – сказала я.

– Мне несложно, – ответил он.

Так что я последовала вслед за Алексом через толпу, не в состоянии отвести от него взгляд. Благоговейный трепет охватывал меня при мысли о том, что он здесь. Что он точно такой же, как и всегда. Что я вижу его вживую.

Алекс бросил на меня взгляд из-за плеча, и уголок его рта дернулся. Меня всегда восхищало, что лицо Алекса способно отобразить сразу две совершенно противоречивые эмоции, и я гордилась тем, как ловко научилась их разбирать.

Прямо сейчас изгиб его рта говорил о том, что он одновременно доволен и смутно насторожен.

– Что? – спросил он с интонацией, в точности передающей эти две эмоции.

– Ты просто… Такой высокий, – смущенно ответила я.

И еще отлично сложен. Но этого я обычно не говорю, потому что комплименты Алекса всегда смущали. Словно иметь накачанное тело – это что-то достойное порицания. Может, для него оно так и было: в семье Алекса тщеславие всегда было чем-то, чего следует всеми силами избегать. А вот моя мама часто писала на зеркале в моей ванной маленькие записки: «Доброе утро, прекрасная улыбка. Привет, сильные руки и ноги. Хорошего тебе дня, чудесный животик, который кормит мою дорогую дочурку». Я до сих пор иногда слышу ее голос, когда выхожу из душа и встаю перед зеркалом, чтобы причесаться: «Доброе утро, прекрасная улыбка. Привет, сильные руки и ноги. Хорошего тебе дня, чудесный животик, который кормит меня».