Размер шрифта
-
+
Отпущу свою душу на волю… - стр. 10
Подобную лучу.
И сын сказал отцу: – Восстань!
Я зреть тебя хочу…
Остановились на лету
Хребты и облака.
И с шумом сдвинула плиту
Отцовская рука.
Но сын не слышал ничего,
Стоял как в сумрак день.
Отец нащупал тень его —
Отяжелела тень.
В земле раздался гул и стук
Судеб, которых нет.
За тень схватились сотни рук
И выползли на свет.
А тот, кто был без рук и ног,
Зубами впился в тень.
Повеял вечный холодок
На синий божий день.
Шатало сына взад-вперёд,
Он тень свою волок.
– Далёк ли путь? – пытал народ.
Он отвечал: – Далёк.
Он вёл четыреста солдат
До милого крыльца.
Он вёл четыреста солдат
И среди них отца.
– Ты с чем пришёл? – спросила мать.
А он ей говорит:
– Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит.
И встала верная жена
У тени на краю.
– Кто там? – промолвила она. —
Темно. Не узнаю…
– Кто там? – твердит доныне мать,
А сын ей говорит:
– Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит…
– Россия-мать, Россия-мать, >—
Доныне сын твердит, —
Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит.
1974
Завещание
1
Мне помнится, в послевоенный год
Я нищего увидел у ворот —
В пустую шапку падал только снег,
А он его вытряхивал обратно
И говорил при этом непонятно.
Вот так и я, как этот человек:
Что мне давалось, тем и был богат.
Не завещаю – отдаю назад.
2
Объятья возвращаю океанам,
Любовь – морской волне или туманам,
Надежды – горизонту и слепцам,
Свою свободу – четырём стенам,
А ложь свою я возвращаю миру.
В тени от облака мне выройте могилу.
Кровь возвращаю женщинам и нивам,
Рассеянную грусть – плакучим ивам,
Терпение – неравному в борьбе,
Свою жену я отдаю судьбе,
А свои планы возвращаю миру.
В тени от облака мне выройте могилу.
Лень отдаю искусству и равнине,
Пыль от подошв – живущим на чужбине,
Дырявые карманы – звёздной тьме,
А совесть – полотенцу и тюрьме.
Да возымеет сказанное силу
В тени от облака…
1974
Золотая гора
Не мята пахла под горой
И не роса легла,
Приснился родине герой.
Душа его спала.
Когда душа в семнадцать лет
Проснулась на заре,
То принесла ему извет
О золотой горе:
– На той горе небесный дом
И мастера живут.
Они пируют за столом,
Они тебя зовут.
Давно он этого желал —
И кинулся, как зверь.
– Иду! – он весело сказал.
– Куда? – спросила дверь. —
Не оставляй очаг и стол.
Не уходи отсель,
Куда незримо ты вошел,
Не открывая дверь.
За мною скорбь, любовь и смерть,
И мира не обнять.
Не воздыми руки на дверь,
Не оттолкни, как мать.
– Иду! – сказал он вопреки
И к выходу шагнул.
Не поднял он своей руки,
Ногою оттолкнул.
Косым лучом насквозь прошел
Простор и пустоту.
В тени от облака нашел
Тяжелую плиту.
Холодный мох с плиты соскреб,
С морщин седых стихов:
«Направо смерть, налево скорбь,
А супротив любовь».
– Хочу! – он слово обронил. —
Посильное поднять,
Тремя путями этот мир
Рассечь или обнять.
Стопа направо повела,
И шёл он триста дней.
Река забвения легла,
Он вдоль пошёл по ней.
Река без тени и следа,
Без брода и мостов —
Не отражала никогда
Небес и облаков.
И червяка он повстречал
И наступил ногой.
– Куда ползёшь? – Тот отвечал:
– Я червь могильный твой.
На счастье взял он червяка
И пронизал крючком.
Закинул. Мертвая река
Ударила ключом.
И леса взвизгнула в ответ
От тяги непростой.
Но он извлёк на этот свет,
Увы, крючок пустой.
Не Сатана сорвал ли злость?
В руке крючок стальной
Зашевелился и пополз
И скрылся под землей.
Он у реки хотел спросить,
Кого он встретит впредь.
Но та успела позабыть
И жизнь его, и смерть.
Страница 10