Отпетые плутовки - стр. 13

– Ты меня так не зови, меня так папа зовет, а ты не смей! – разозлилась я.

– Ладно, мне что, как скажешь. – Сашка почесал нос, откинулся на руках и стал смотреть в небо, щурясь на солнце и позевывая. Потом спросил: – А почему Лихоня – фамилия, что ль, такая?

– Ага. Лихович, Лихоня.

– Как твоя фамилия?

– Теперь Назарова, а была Лихович.

– Отца-то как зовут?

– А что? – Теперь я насторожилась.

– А то. Отец-то Павел Сергеевич?

– Да. А ты откуда знаешь?

– От верблюда. – Сашка хохотнул и покачал головой: – То-то я удивился, больно ты на папу напирала, когда с муженьком разговаривала, – «скажи папе», ясно.

– Ты чего к моему отцу привязался? – разозлилась я.

– Да нет, не то думаешь, – успокоил Сашка. – Письмо у меня к нему. Надо передать. – Он помолчал немного и спросил: – Машка, а ты знаешь, кто твой отец?

– Мой отец – это мой отец, вот кто. Чем занимается, не знаю и знать не хочу. Зато знаю, что человек он хороший и меня любит. Пожалуй, только он и любит.

– А муж-то как же, Марья?

– А муж – не твое дело.

– Понял. Мне когда толково объяснят, я завсегда пойму. – В Сашкиных глазах появились два средней величины черта и нахально на меня уставились.

– Саш, а за что тебя посадили? – помолчав немного, спросила я.

– За убийство.

– Что? – Рот у меня открылся, а вот закрываться не желал, хотя я очень старалась.

– Вот до чего доводит любопытство, – развеселился Сашка. – Уже боишься, а тут место тихое, ты да я, и никого больше.

– Врешь ты все. Я тебе не верю. Кого же ты убил?

Сашка насмешливо улыбнулся, вздохнул, сморщил нос и нараспев проговорил:

– Много безвинных душ лишил я жизни, и все они были любопытные.

– Расскажи мне о себе, – попросила я, окончательно уверившись, что он врет и для меня скорее всего безопасен.

– А чего рассказывать? Сама говорила, личность я темная, подозрительная, все так и есть. Ты мне лучше про отца расскажи.

– Не буду. Зачем? – вновь насторожилась я.

– Я ж сказал, письмо у меня к нему. Говорили, он поможет.

Я сверлила взглядом Сашкину физиономию, пытаясь решить, что на это ответить. Вздохнула и сказала то, что думала:

– Я не знаю, Саша, правда не знаю. Мне папа никогда ничего такого не говорил. А тебе сидеть много осталось? – Бог знает почему, но этот вопрос меня очень волновал.

– Что значит «сидеть»? – удивился Сашка. – Я ж на воле.

– Ты все темнишь, ничего не рассказываешь, – вздохнула я, почувствовав странную обиду и острое желание спасти Сашку от всех возможных бед на свете. – Может, я помогу чем?

– Пошли, помощница, – хмыкнул он, поднимаясь. – Недалеко уже.

Часа в три мы вышли на проселочную дорогу. Сашка бодро печатал шаг, размахивая руками, я трусила рядом и на него поглядывала. Тут из-за поворота возник двухэтажный особняк за высоким забором. Сашка притормозил.

– Пришли мы, Марья Павловна, – сказал он необычайно серьезно. – Тут у меня дельце небольшое, оформлю дельце и тебя домой отвезу. И вот еще что. Ты здесь помалкивай, чья дочь. Поняла?

– Поняла, – кивнула я и сразу спросила: – А почему?

– Отца твоего здесь не любят, но очень уважают. Смекаешь?

– Нет, – честно созналась я. Сашка почесал нос и кивнул:

– И не надо. Молчи, и все.

У калитки был звонок, Сашка позвонил, и из дома вышел здоровенный тип в куртке нараспашку, увидев Сашку, заулыбался.

– Какие люди. Здорово, Саня. – Тут он покосился на меня и присвистнул: – А это откуда?