Отношения и расстояния - стр. 3
Вместе с «блядками» бабка протянула мне белый платок, которым следовало утереться. Я сказала «угу», засунула платок в карман и продолжила смотреть на повязку, которая закрывала дыру от автомобильной стойки на Ромкином лбу, оставшуюся после встречи с грузовиком. Я думала, что жизнь странная штука. Ты можешь видеть брата дважды за двадцать семь лет, а потом совершенно искренне плакать у него на похоронах.
– Галя, почему у тебя внучка такая грешница? Мало того, что стоит с непокрытой головой, так вся намалевалася! – бабка подвела ко мне мою бабушку.
– Аня, – бабушка взялась за щеки и начала качать головой как болванчик, – и правда, губы-то какие, губы! Лена, поди сюда! – цепочка стыда добралась до моей мамы.
Мама подошла к нам и шепотом спросила, что случилось.
– Ленка, ну ты ей скажи, чтобы утерлась! Бабок-то не слушает! Старые мы, что нас слушать?! – забухтела бабка.
Мама нагнулась к уху и ровным голосом сказала: «Не связывайся, вытри. Скоро все закончится, и мы уйдем». На маминых словах прозвучал голос батюшки: «… и всех святых. Аминь».
***
На кладбище было холодно и ветрено. Снег налип на кресты и могильные памятники. Эта зима лишила меня единственного удовольствия, которое можно получить на кладбище, – читать даты смерти людей и разглядывать их фотографии. Чтобы не смотреть, как снежинки укладываются на Ромкины щеки, я уставилась на рябину и ворон.
Если бы вороны понимали, что клюют кладбищенские рябины, перестали ли бы они это делать? Навряд ли, ведь вороны – это цыгане в мире птиц: какая разница откуда, главное, можно взять себе. Не то чтобы я не любила цыган, но после того как одна «гадалка» пришла домой к бабушке и сказала: «У вас здесь везде порча!», а потом вынесла в пяти сумках всю еду, я к ним отношусь с недоверием.
– Что стоишь как вкопанная! Иди покойника целуй! – снова отвлекла от мыслей бабка.
Что значит «целовать покойника»? Я не каждого живого целую, а здесь вообще мертвый. Я осталась стоять и рассматривать рябины.
– Бог, он все видит! Брата целовать не хочешь! Срамота! Иди хоть горсть земли в могилу кинь! – бабка не унималась, а я опять сделала вид, что не слышу ее.
– Галя, ну ты видела? Твоя опять фифу из себя строит. То губища свои намалевала, теперь Ромку целовать не хочет! Сделай с ней что-нибудь!
– Что ты к девчонке привязалась-то? – с горечью ответила бабушка, утирая слезы, и махнула в мою сторону рукой.
– Тьфу на вас, ореховская порода! – бабка развернулась и как утка, переваливаясь с боку на бок, пошла в сторону автобуса, который должен был отвезти всех в столовую на поминки.
***
В бывшей заводской столовой ремонт не делали с какой-то годовщины Великой Октябрьской революции. На одной стене висела красная карта Советского Союза и портрет дедушки Ленина, на другой были нарисованные пухлые повара в белых колпаках. На мраморном полу копилась жижа из растаявшего снега и песка, стоило в нее наступить, как она уныло хлюпала. Уборщица в столовой сначала вытирала жижу шваброй, а потом перестала с ней сражаться, потому что жижа возвращалась на пол снова и снова.
Батюшка тоже пришел на поминки. Его усадили прямо напротив Ленина. Перед тем как приземлиться на стул, батюшка перекрестился и качнул головой, как будто по старой памяти помолился божеству коммунизма. После того как батюшка расположился за столом, персонал столовой начал разносить еду, а мужчины – наливать водку.