Откуда я иду, или Сны в Красном городе - стр. 15
– Где горит? – крикнул Виктор после того, как выскочил в коридор и присел. Стоять не было возможности. Дым, казалось, выковыривал глаза и попутно выдавливал слёзы.
– Наш, третий этаж горит. Триста шестнадцатый номер, – крикнула тётка, убежавшая метров за двадцать к лестничной площадке.
– Пока пожарные приедут – сгорим на хрен! – заорал пожилой мужик. Он тоже сидел на корточках метрах в десяти от Сухарева. – Кто есть в коридоре, мочите полотенца, оберните лица, вышибайте дверь триста шестнадцатого и тащите из него, кто там есть. Живой или мёртвый.
Судя по кряхтению, дверь начали ломать трое. Пинали её и, как могли, били плечами. Других инструментов не было. Все жутко кашляли и периодически падали на пол, чтобы хлебнуть хоть немного не горячего и не вонючего воздуха.
– Так не получится! – крикнул Сухарев. – Обратное давление не даст. В комнате дыма столько, сколько во всём коридоре. Я пройду снаружи по карнизу, выбью окно, давление с огнём и дымом на улицу рванёт. Как звон услышите, бейте дверь в три плеча.
Он ползком вернулся к себе в номер, достал из шкафа круглую палку для вешалок, подполз к окну и с трудом потянул вниз верхнюю ручку. Нижняя открылась легче. Распахнул окно, успел пригнуться. Иначе давление дыма выкинуло бы его на асфальт. Вышел на карниз. Довольно широкая была кирпичная дорожка под окнами третьего этажа вдоль здания. Сантиметров пятнадцать. За пять минут хорошо тренированный боксёр Витя Сухарев добрёл боком до окна, за которым суетился огонь. Метров двенадцать удалось пройти. Сухо. Дождя нет. Хорошо.
Придавив спиной стену, он размахнулся и три раза ударил палкой по стёклам. Огонь с дымом прорычали страшным, почти предсмертным человеческим выдохом – «Э-э о- о – у-у-у х!», да вместе со стеклами и рамой взрывной волной выбросились почти до дороги. Тут же одним ударом трое мужиков вынесли дверь вместе с косяком. Горела деревянная кровать, коврик, обои, шкаф и линолеум с обоями. Хорошая была гостиница. Три звезды. Почти столичная. Виктор прыгнул в номер.
– Живой! – крикнул кто-то весело. – В дымину пьяный. Валяется в душе на полу.
Мужика выволокли за руки и, пригибаясь, потащили его к лестничной площадке. Сухарев включил душ, дотянул шланг до двери и поливал смолистый душный линолеум. А тут и пожарная машина подлетела. Кинули лестницу на подоконник горящей комнаты, и парень в брезентухе моментально залил из брандспойта огонь и всё, что он съел. Постояльцы открыли свои двери с окнами и через полчаса о пожаре напоминал только остаток угарного газа, растворявшегося в свежем осеннем воздухе.
– А что это вспыхнуло-то? С чего? – спрашивали мужики и завернувшиеся в одеяла женщины у командира расчёта, который стоял возле машины и курил. Такую мелочь гасить ему не по рангу было.
– Этот дурень нажрался, пошел в сортир. Мне ребята мои доложили, – смеялся майор. – А перед этим закурил и папиросу уронил по дороге на коврик. Руки не держали уже. Папироса тяжелая. «Казбек». А коврик тонкий, да ещё и водкой маленько политый был. Вот и хватило. А дурачка вашего откачали. У нас в машине нашатырь нюхает.
Ну, все, кроме культурных дам, одновременно выматерились от души, и пошли кто в трусах, кто в пижамах и трико по номерам. Сидеть в гостинице было невозможно. Запах стоял как в морге. Тухлый и до сильной тошноты сладковатый. С третьего и двух верхних этажей народ ушел в никуда. На работу рано, в столовые тоже. Они с семи работали. Блукал народ по трём улицам маленькими группами, а после семи разошлись все. Кто завтракать, кто на рабочее место. До начала трудового будня уже недолго оставалось.