Открытая рана - стр. 13
Воздух в столице наэлектризован энергией гигантских задач. Я ощущал, что именно здесь находится какой-то сакральный центр, где решаются судьбы всего мира, где строится образ будущего, где сходятся гигантские силы. И именно здесь так нужны те, кто умеет защищать и оборонять все это. Я чувствовал здесь сопричастность с великими делами. С такими, как Проект.
Вместе с тем, конечно, Москва еще и просто огромный город – административный, промышленный, полный добродетелей и низких пороков. В нем живет, страшно представить, уже почти пять миллионов человек. И это город не только помпезных проспектов с великолепной архитектурой, высоток и дворцов, с упорядоченной чистотой и энергичной степенностью. Все же здесь куда больше рабочих окраин, районов бараков, где царят свои законы – порой патриархальные, а местами и уголовные. Все так же, как и в любом другом городе. Только вот масштабы.
Здесь все огромно. Заводы размером с город. Жилые районы размером с иную область.
Я не настолько хорошо знал этот город, его ловушки и опасности. И просто терялся здесь. Это не мои родные западноукраинские леса. А вот Антипов был просто лоцманом в этом бушующем море. Особенно на территории обслуживания, где он знал, кажется, каждый подвал и скамейку, не говоря уж о притонах и местах скопления антиобщественного элемента.
Ему бы экскурсоводом работать. Только и успевает кивать – там брали вора-домушника, он прокусил оперативнику ногу. А вон там в сорок первом году взяли ракетчика – немецкого агента, обозначавшего сигнальными ракетами цели для бомбежки. Там хранили краденные с Завода листы металла. А там барыга жил, его воры прирезали, польстились на тайник.
– А вон дом – там постового милиционера застрелили, – показывает начальник уголовного розыска на подъезд давно не ремонтировавшегося кирпичного трехэтажного дома. – Проверял документы у подозрительного гражданина. Тот бросился бежать и заскочил в подъезд. Наш следом – и тут же схлопотал пулю. Когда в дверь подъезда входишь – ты для того, кто там затаился, мишень. Сколько наших ребят вот так положили. Мы потом инструктировали – следом за бандитом не идти. Перекрывать выходы. Ждать подмогу. Именно так Рыжего два года назад брали. Заблокировали. Пустили собаку. Он ее уложил и сам застрелился. Жалко пса. Но так бы сотрудника убил… Эх, до сих пор стреляем, но куда меньше…
Конечно, грустно смотреть на город с такого неказистого ракурса – со стороны выгребной ямы. А ведь большинство людей живут совершенно нормально и полноценно. Ходят на работу, в театры, кино и клубы. Занимаются детьми. Но именно они нам сейчас неинтересны. Нас ждет заброшенное отдельно стоящее бомбоубежище около станции. Тот самый катран – притон для карточной игры. Там обильно татуированные игроки мусолят карты.
Мы спускаемся в бомбоубежище по мокрым ступеням. Тяжелая дверь распахнута и никогда не закрывается, тусклая лампочка светит под потолком. Идет азартная игра, и никого больше здесь не ждут. А тут мы пришли с приветом, рассказать, что солнце… нет, еще не встало.
Я и рта не успеваю открыть, а в мою сторону уже летит бутылка. Приходится ловко уворачиваться.
Увернулся. Реакция все еще хорошая.
– Замерли! Милиция! – Я выстрелил для острастки из своего старого доброго ТТ в деревянный щит, прислоненный к стене, – так, чтобы пуля не срикошетила и не задела нас самих.