Открыть 31 декабря. Новогодние рассказы о чуде - стр. 14
Вслед за Сережей, ушедшим вперед утиной, разлапистой походкой давно и неудержимо полнеющего человека, они прошли мимо гардероба какими-то закоулками в зал, пересекли его наискосок, вновь оказавшись среди закоулков, где пахло особого типа борщом, который делали исстари в советских ресторанах и который никогда не варят наши бабушки, и, наконец, очутились в крохотной комнате с сервированным на четыре персоны столом посередине. Здесь Сергей их покинул.
Они разделись. Сняв пальто и сбросив его грудой на спинку свободного стула, Мегона остался в кремовом клубном пиджаке и таких же брюках, однако, слава богу, без галстука – иначе комизм сочетания был бы столь вопиющ, что, помимо воли, мешал бы восприятию слов грузина, буде они произнесены со сколько-нибудь серьезными интонациями. Он поерзал слегка на своем стуле, словно бы проверив его устойчивость, затем поднял глаза и взглянул на Артема с уже знакомым ему сапсаньим прищуром. После он вдруг рывком снял пиджак и сложил его уверенными движениями продавца супермаркета на стул, однако Артем все же успел при этом вполне явственно и однозначно разглядеть черную, с крапчатыми боковыми накладками рукоять пистолета.
– Всо в порадке, друг?
Грузин усмехнулся.
– Угу, – ответил Артем тоном, каким общаются между собой беззаботные синички, облюбовав куст барбариса в городском парке. – Все хорошо, мне здесь нравится…
Вернулся Сергей, волоча две толстенные коленкоровые папки:
– Устроились? Хорошо. Итак, что будем заказывать?
Мегона придвинулся к столу, освободил две верхние пуговицы своей темно-зеленой, в черную полоску, рубашки, на мгновение сверкнув широкой, как личинка майского жука, золотой цепочкой, и взял в руки меню:
– Послушай, дорогой, скажи там волшебнику вашему, чтобы сациви нам сделал, ладно? Как в прошлый раз, хорошо, да?
Метрдотель расплылся в улыбке:
– Я постараюсь, Мегона Зурабович, да, постараюсь, все, что могу, да… Иван Борисович, он мастер, конечно, мастер, да, но очень уж капризен… Но я постараюсь его уговорить, скажу, для постоянного клиента, да. Пить что будете, Мегона Зурабович? А аперитивчик какой – чинзано или мартини?
– …Отец ему сказал, понимаешь… Вот ты мог бы так, если отец тебе сказал, а? А дядя у него тогда главным санитарным врачом Зугдиди работал. Я тебе скажу – это почти султан турецкий, да! Ты ешь, ешь еще – этот их Иван Борисович, да, он хорошо сделал, только луку много, моя мама бы его научила. Ну ладно. Вот слушай, мой племянник Бадри… Э-э-э, да что с тобой, ты как: себя контролируешь, да? Ну хорошо, хорошо, это Ахашени, мягкое вино, у нас его женщинам дают, в самом деле! Сладкое, да. Ну, слушай дальше – я тогда от них в Сухуми ушел, чего мне было дожидаться, понял, да? Еще тебе скажу – у Мамуки нашего аналогичный случай был – нанял он двух курдов дом ему строить, да… Ты меня слушаешь? Ну, вот, приезжает один раз посмотреть, как работают и все такое, подходит к дому – а там людей полно, машины, милиция. Ну, он как издалека это увидел, еще не знал, что к чему, – зашел в парикмахерскую и позвонил оттуда Гоги-маленькому и кой-кому из родственников, чтоб приехали, а те уж с районным прокурором связались – он как раз дочь месяц как замуж выдал…
Поток чужой речи мягко рассыпался, едва достигнув ушей Артема, блестками незамысловатых слов. Было жарко – венозный сок Ахашени делал свое дело. Вспотевшее лицо Мегоны вновь вернуло себе давешнюю иконописность, прочем, на этот раз – иконописность деревянную, против прежней иконописности каменной, фресковой, выцветшей от времени и атмосферных кислот.