Откровения знаменитостей - стр. 29
– Анатолий Георгиевич, многие в России убеждены, что вы никуда не уезжали, а просто по скромности не появляетесь на литературных тусовках. Ваши книги издаются в Москве – значит, вы здесь!
– Моя душа находится в Москве. Я – русский писатель, живущий в другой столице. Уехать в Израиль нас принудила медицина: у меня – онкология, а моя жена Татьяна тоже перенесла тяжелую операцию. Здешняя медицина очень много сделала для улучшения нашего самочувствия. Я очень благодарен Израилю за то, что в течение ряда лет нам здесь помогают справиться с очень тяжелой болезнью.
– И наверное, вас поддерживают не только врачи, но и незатихающая ваша известность в мире.
– Да, и это тоже. Только что получил премию имени Януша Корчака. Дом его имени находится в Иерусалиме. Моя жизнь – это мои повести, мои рассказы. Меня радует, что они переведены в разных странах.
– Вам нравится оформление ваших книг, вышедших в России?
– Очень. Полиграфически они безупречны. Я благодарен издательствам «АСТ», «Росспэн» и «Детская литература».
– Гонорар присылают?
– Да, да. Заключают договор, и все как полагается.
– Не так давно вы отмечали свое восьмидесятилетие. Какие мысли одолевали вас в те дни?
– С возрастом все чаще испытываешь необходимость принести покаяния, исправить то, что, к сожалению, исправить уже невозможно. И прежде всего принести покаяние маме. Ведь все мы, что греха таить, перед ними в чем-нибудь виноваты. Ее давно уже нет… А я все еще мысленно говорю: «Прости меня, мама». Она рассказывала близким и даже не очень близким, какой у нее заботливый сын: очень хотела, чтобы люди ко мне хорошо относились, чтобы уважали меня. Я и в самом деле старался спасать ее от болезней, от житейских невзгод, торопился выполнить ее нечастые просьбы, а слов покаянных не высказал, хотя они переполняли меня, подступали к горлу.
Многое мы осознаем запоздало, когда изменить уже ничего нельзя. Случалось, забывал позвонить в назначенный час. А мама, словно извиняясь, прощала меня: «Понимаю, ты так занят!» Иногда раздражался по пустякам, а мама стремилась все понять, сделать интересы сына своими: они были для нее подчас выше истины. Если бы можно было сейчас позвонить, прибежать, высказать! Поздно.
– Вы росли в суровое время, полное изломанных судеб и трагедий. Беда обошла стороной вашу семью?
– Как ни странно, чем старше становишься, тем чаще вспоминаешь о своем детстве. Детство мое оказалось, увы, очень трудным: я был сыном «врага народа». Мой отец, участник Гражданской войны, убежденный коммунист, был репрессирован и приговорен к расстрелу. Три с половиной года отсидел в камере смертников. Но приговор не привели в исполнение по жуткой причине: самих следователей отправили на тот свет. Господь спас отца. Он был крупным экономистом, потом-то его орденами награждали…
Не могу не сказать и о том, что отец моей жены Татьяны, приехавший по велению сердца из Германии строить социализм, достроил его в вечной мерзлоте Магадана. Он был расстрелян в 37-м в возрасте Христа. Потом его, конечно, реабилитировали, писали с большим уважением о заслугах крупного ученого.
Но в этом жутком мраке все-таки были люди, которые в любых условиях, даже в разгул сталинского террора, оставались людьми. Когда Таниного отца, строителя мостов и заводов, везли в Магадан, он сквозь решетку тюремного вагона выбросил в тайгу, в никуда, письмо жене, написанное на листках папиросной бумаги. И оно дошло! Значит, нашелся человек, который с риском для своей судьбы поднял его и доставил адресату.