Отказать Пигмалиону - стр. 13
– Пап, ты почему молчишь? – наконец спросил Вадим.
– Расстроен.
– Из-за меня? Из-за того, что мы с Юрой подрались?
– Нет, из-за того, что тебе сейчас плохо, – ответил Алексей Владимирович.
Так отец объяснил сыну, что нельзя быть счастливым и довольным, когда другому плохо.
Позже, когда Вадим подрос, общаться чаще с отцом не получалось – тот все больше пропадал на работе. Но сохранялось ощущение надежного тыла. И в этом тылу царили порядок, справедливость и готовность прийти на помощь. С ощущением такой опоры и такого ориентира взрослеть было не страшно и легко – перед глазами был пример.
В детстве же Вадим жалел, что во все поездки они ездили только с мамой. Отец оставался в Москве. Вместо него ездила тетя Александра Александровна, мамина лучшая подруга. С ее сыном Сашей Вадим любил драться или играть в футбол. Но Саша чаще всего оказывался в компании взрослых. Вадим чувствовал, что мама немного смущается, когда он, ее сын, молчаливый и хмурый, как тень, возникал в дверях комнаты, где собирались гости.
– Вот, наш математик появился. – Мама немного улыбалась и как-то смущенно брала его за руку, насильно усаживала рядом с собой. Как будто ей необходимо было срочно изменить мизансцену, отвлечь внимание на себя.
Вадим около мамы чувствовал себя неловко.
С пяти лет Вадима возили на музыку, в бассейн и в Дом архитекторов – учиться рисовать. Рядом всегда был Саша. Мамы – Варвара Сергеевна и Александра Александровна – всегда были вместе. Пока сыновья занимались, они обсуждали мужей, подруг и детей.
– Между прочим, Саша уже свободно играет Бетховена. – Варвара Сергеевна обожала подстегнуть старшего сына.
Впрочем, позже в качестве примера приводились все известные Вадиму сверстники.
В семь лет Вадима отдали в самую лучшую московскую школу во Вспольном переулке. С углубленным изучением английского языка, бассейном, школьным театром и прочими образовательными редкостями. Перед началом уроков переулок перекрывал постовой – сюда на персональных машинах съезжались отпрыски членов правительства, членов политбюро, министерств. Артисты, художники и прочая богема тоже старались отдать сюда своих детей. Школа, возглавляемая директором исключительного терпения Потехиным, принимала делегации, побеждала в многочисленных соревнованиях и конкурсах.
Первое сентября у Вадима вызвало рвоту. Съеденный омлет, бутерброд и какао душили его почти до самого последнего момента. Как только открылась входная дверь и мать, одетая очень нарядно, вышла к лифту, Вадим схватился за живот и помчался в туалет.
– Вадим, ты даже не можешь в школу нормально пойти, – потом выговаривала Варвара Сергеевна, умывая его и переодевая в чистую рубашку. – Все дети как дети, а ты?
Отец, не собиравшийся со всеми идти в школу, но оставшийся дома по случаю легкой простуды, вырвал Вадима из рук разгневанной матери.
– Вадим, ты плохо себя чувствуешь? Говори, не бойся.
Вадим посмотрел на отца и расплакался. Он не знал, как объяснить Алексею Владимировичу, что одна только мысль о необходимости знакомства с будущими одноклассниками вызывает у него резь в животе. Впрочем, отец все понял.
– Ты представь себе, что всех ты уже видел в своем математическом кружке. Видел, но давно. А теперь вы опять все встретились. Не бойся, я тебе по секрету скажу: мне кажется, твоя мама тоже не любит незнакомых людей. Только ты никому не говори об этом.