Отель, портье и три ноги под кроватью - стр. 17

– Хочешь присоединиться к нам для возлияний, Томми? – вежливо спросил меня посыльный Гордон, истинный южанин, высоченный, худой, шумный, веселый и очень добрый.

– Я не пью.

– Мне надо выпить. Достала эта работа, – признался Марк, другой посыльный; чернокожий, очень молодой и постоянно недовольный своей должностью.

Денег ему было недостаточно; полагаю, перетаскивая туда-сюда сумки, он чувствовал себя человеком второго сорта. Большинство людей мирились бы с гораздо большим ради тех чаевых, какие может заработать посыльный, но Марка откровенно унижали его обязанности. («Какая роскошная работа для парня… носить чемоданы за людьми и ждать чаевых» – Холден Колфилд.)

Мы снимали бейджи, переодевались и выходили через служебный вход, прямо во Французский квартал. Поскольку приближался праздник Марди Гра, бусы красовались на всех, от поваров из «Макдоналдса» до дворников и бездомных. Еще один редко упоминаемый эффект бус: они объединяли нас всех. Мы стирали с себя серьезность, надевая дешевые яркие пластмассовые шарики.

Пятеро посыльных, швейцар Сэнфорд и еще трое сотрудников рецепции ввалились в бар «Алиби», питейную точку на западной окраине квартала.

Напитки: стоят копейки.

Клиентура: часто с бейджами и/или в фартуках (официанты ближайших дорогих ресторанов приходили сюда, чтобы потратить доллары на видеопокер, покурить, выпить текилы и вообще с максимальной пользой провести свой пятнадцатиминутный перерыв).

– Что будешь пить, Томми? – спросил Сэнфорд.

– Просто газировку или вроде того. Я не пью.

– Ты, что ли, никогда не пил? Вообще?

– Мне жаль людей, которые не пьют, – протянул Гордон. – Лучшее, что происходит с ними за весь день – это когда они встают по утрам. Фрэнк Синатра.

– Я пил, когда был моложе. В старших классах.

– Правда? И что же?

– Виски.

– Джек?

– Джек.

– Так, значит. Лиза, ангел, четыре «Хайнекена», пять «Абита Амбер» и порцию «Джека» для этого паренька. Этот чувак прет все выше и выше.

И вот напиток – прямо передо мной. У меня был только один выход. Я опрокинул стопку – и вылил его в себя, крепкий и приятный.

– Нет, нет. Я знаю, я не видел этого. Томми, ты только что выпил? Это был «доктор Пеппер»?» – спросил Перри, войдя с улицы и садясь на стул рядом со мной. Ему не пришлось даже смотреть на барменшу: она тут же открыла и поставила перед ним две бутылки «Хайнекен».

– Уххх. – Мое горло все еще горело от ожога. – Ага.

– Ну, тогда выпей глоток и со мной.

Тут подали еще виски, и я выпил его из уважения к Перри.

Почти Марди Гра, епт.

Вечером того же дня я сидел пьяный на углу Карондоле и Канал-стрит, слушая грохот трамвая, который должен был отвезти меня обратно в спальный район, в мою квартиру. Я наблюдал, как вечернее солнце утекает с улиц, город соскальзывает в ночь и становится настоящим Новым Орлеаном; музыка, вечный праздник; запах готовящейся еды, пропитанные пивом улицы; проститутки, клубы с диджеями, шумные бары для геев, грязные стрип-клубы; психи, вышедшие на прогулку; студенты, блюющие в мусорные баки; дайкири-бары, освещенные, как супермаркеты – встроенные в стену автоматы размером со стиральную машину, смешивающие дайкири всех цветов радуги; одинокие трубачи; плачущие женщины, цепляющиеся за мужчин в костюмах; уличные портретисты; «спэнгеры» – попрошайки, клянчащие мелочь; бродяги с собаками; дети, танцующие с крутящимися велосипедными колесами на головах; золотой ковбой, застывший на ящике из-под молока и наставивший золотой пистолет на ребенка в толпе; гадалки, проповедники, юродивые; задиры; студенты, жаждущие изнасиловать приглашенную на свидание девушку; клубные цыпочки в блестящих мини-юбках; конные экипажи; пластиковые стаканчики, сваленные в кучи у высоких бордюров Бурбон-стрит; джаз, перекрикивающий рок-н-ролльные группы; убийцы, мошенники, хиппи, продающие все на свете, фокусники и люди на моноциклах, летающие тараканы размером с карманную ракету, осмелевшие крысы, мужчины в женской одежде; топ-менеджеры, пьющие вместе тайком от жен; шлюхи, сосущие члены на открытых балконах; полицейские на лошадях, заглядывающие в вырезы блузок; автомобили, пробирающиеся сквозь реку пьяных на улице Бурбон; люди, кричащие на них, льющие напитки на капоты, упирающиеся задницами в окна; полные бары смеющихся людей, переливающиеся барышни с коктейлями в пробирках неоновых цветов, вышибалы, вытаскивающие тощих белых парнишек за шкирку, студентки, трущие спины друг другу после того, как их вырвало текилой, футболки, напитки в зеленой трубке двух футов длиной с маленькой сувенирной гранатой на дне, люди, спотыкающиеся, вырубающиеся, падающие, хохочущие в грязи на тротуаре, смеющиеся слишком громко, чтобы снова встать на ноги; ручьи из мочи, текущие из-за углов; невесты в грязных платьях, мужчины в стрингах; блохастые собаки, воздушные шары в форме животных, видеокамеры, круглосуточные акции «три напитка по цене одного» с бесплатным входом, вечера самодеятельности, черноглазые стриптизерши, пьяные велосипедисты; тучи термитов, подобно коричневому туману окутывающие уличные фонари; чревовещатели, байкеры, люди, сидящие на почтовых ящиках, кофе с цикорием, певцы в жанре соул, босоногие, пьяницы, блаженные, невежды, избитые, придурки, мошенники, мудаки, комедианты, святые, сломанные, богатые, нищие, забытые – и нежный весенний воздух, исполненный ароматов этого города.