Отец подруги, или Влюблен без памяти - стр. 11

— Это отец моей подруги, они меня подвезли.

Намеренно делаю акцент на слове “они”, о том, что Сашу мы высадили заранее решаю умолчать. Не потому что мне хочется что-то скрывать, нет, просто не хочу развивать этот бессмысленный разговор.

Зачем? Это была одноразовая акция.

Паша молчит, о чем-то думает.

— Все? Допрос окончен? Я могу идти в душ?

— У нас холодильник пустой, — говорит вдруг зачем-то, — могла бы хоть иногда что-нибудь готовить.

— Иногда? А ничего, что я практически всегда готовлю, когда у меня есть время? Ты вообще должен быть у родителей. Ну и раз уж на то пошло, мог бы себе приготовить что-то, и мне заодно, хоть раз.

— Из чего? — с очередной претензией. — В доме продуктов нет.

— А сходить в магазин или заказать доставку тебе корона не позволяет? — выхожу из себя.

Я не конфликтный человек и обычно пропускаю мимо ушей подобные предъявы, которых, кстати, в последнее время становится слишком много.

Он вечно чем-то недоволен.

— Ничего, что я с дороги? Ты вообще-то живешь тут на всем готовом, можно хоть немного благодарнее быть.

— Что ты сказал? — резко разворачиваюсь, Паша как-то даже теряет гонор моментально. — Ты меня сейчас упрекнул тем, что я в твоей квартире живу? А ничего, что я в ней убираюсь, я готовлю, продукты обычно тоже я покупаю? И ничего, что это ты меня уговаривал?

Я никогда не была мелочной, но сейчас его слова действуют на меня, как пощечина. Наверное, просто чаша переполнилась.

Слишком много всего навалилось. Работа, которой у меня больше нет, маячащая впереди сессия, бабушка, операцию которой придется снова отложить, если в ближайшее время я не найду себе что-то приличное и не возьму кредит, да и вообще — усталость какая-то безмерная.

— Я, вообще-то, тоже устаю! И в отличие от тебя, я была на работе, а не отдыхала на полном довольствии у родителей, — тычу пальцем ему в грудь.

— Так это я, что ли, виноват? Вбила себе в голову эту дурацкую идею с протезом, который прекрасно предоставляется по квоте.

Я от такой наглости даже теряюсь на секунду.

— Ты прекрасно знаешь, что бабушке нужна операция, ей тяжело ходить. И тебя это вообще не касается, ясно?

— А кого касается? Тебя дома почти не бывает, вечно пропадаешь на своих подработках. Ты время видела?

— Знаешь что, — втягиваю воздух, — я устала и не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

Не дожидаясь его ответа, молча иду в ванную и запираюсь. Спиной навалилась на дверь и прикрываю глаза, пальцами сжимая переносицу.

Что это вообще сейчас было?

Вздыхаю, прокручиваю мысленно последние несколько месяцев совместной жизни с Пашей. Сначала упреки проскальзывали совсем редко, во время ссор, случающихся у всех пар. Потом они стали учащаться, появились какие-то необоснованные претензии в том, что я мало уделяю ему внимания. Намек на то, что я, вообще-то, живу в подаренной ему родителями квартире сегодня прозвучал второй раз, правда, сегодня это уже был даже не намек.

Съездил к родителям. Отчего-то нет у меня совсем сомнений в том, что любимая мамочка него настропалила.

Родители Павлика меня с самого начала восприняли очень холодно. Я для них деревенщина.

Мне их мнение было до одного места, пока у нас с Пашей все было нормально.

Надо было слушать бабушку, когда она отговаривала меня переезжать в его квартиру.