Отец моего парня. Его одержимость – я! - стр. 11
Я хватаюсь за дверь скорой, вскакиваю внутрь, потому что не могу отпустить её. Сажусь рядом, смотрю на её лицо. Каждую секунду, будто пытаюсь выпросить её жизнь у этого сраного мира.
– Ты выживешь, – шепчу я. Голос рвётся. Внутри всё рвётся. – Ты выживешь, Оля. Слышишь меня? Ты должна.
Она не отвечает. Она даже не двигается. Кто-то что-то кричит. Это, наверное, врач, сидящий рядом с её телом. Какие-то слова, команды, звук аппарата, который пищит в ритм её дыхания.
Но я ничего не слышу. Слышу только своё сердце. Глухой стук, который отдаётся в ушах. Оно бьётся так быстро, что кажется, будто я сейчас сдохну, если она перестанет дышать.
– Держись, Оля, – говорю я. – Держись, маленькая. Ты обещала. Ты обещала быть со мной.
И тут я ловлю себя на мысли: что, если она меня не слышит? Что, если она уже ушла?
Двери распахиваются, санитары выносят её на каталке. Я иду за ними. Нет, не иду. Я лечу. Почти бегу. Говорю что-то врачам, кричу, чтобы они её спасли. Чтобы они хоть что-то сделали.
– Вытащите её! Вы должны её вытащить! – мой голос звучит как рык.
В ответ – только какие-то бессмысленные фразы. Мол, "всё сделаем", "дождитесь в приёмной". Я хватаю одного за плечо, разворачиваю его к себе.
– Если она умрёт, я тебя убью, – бросаю я, и в этих словах нет ни капли шутки.
Меня отводят в сторону. Говорят, что я мешаю. Я сижу в этой чёртовой приёмной, держусь за голову. Каждый раз, когда дверь открывается, я подрываюсь.
Проходит минута. Пять. Десять.
И вот они выходят.
– Мы сделали всё, что могли, – говорит врач. Голос усталый, пустой.
Я слышу эти слова. И не слышу одновременно.
Мир глохнет. Всё вокруг становится каким-то мутным.
– Она… – пытаюсь сказать я. – Она дышала.
– Слишком много крови потеряла…пуля задела артерию. Мы боролись за нее, но увы.
Просто эти три слова. Как нож в горло. Я смотрю на врача. Молча. Потом разворачиваюсь и иду. Нет, лечу по коридору. Врываюсь в палату.
Она лежит на кровати.
Её лицо всё ещё такое же бледное. Её волосы спутались, упали на подушку.
Я подхожу ближе. Колени подкашиваются. Я падаю на пол, сажусь рядом с кроватью. Просто смотрю на неё.
Чёрт. Она ушла.
Оля. Моя Оля. Моя маленькая Оля. Единственная женщина, которую я когда-либо любил.
Я беру её руку. Она уже холодная.
– Ты не должна была меня оставлять, – шепчу я. – Не должна.
И тут всё внутри рушится.
Вся злость, ярость – всё уходит. Остаётся только пустота.
***
Вадим сидит за решёткой.
Его лицо каменное, но мне плевать. Я смотрю на него, а в голове одно: "Мразь. Ублюдок. Сука."
Судья читает приговор. Двадцать лет. Преднамеренное убийство. Всё.
Я сижу в зале. Молча. Ровно. Не двигаюсь. Жаль смертной казни нет. Я б его сам суку казнил. Мразь…Он нас обоих убил. Сука больная!
Но внутри я киплю.
Двадцать лет? Это слишком мало.
– Этого мало, – думаю я. – Этого, сука, мало.
Я хотел убить его тогда. Хотел задушить своими руками. Мне не дали!
А потом вспомнил, что она говорила о дочке. Её ребёнок. Их ребёнок.
Её забрали. В детдом. Я пытался найти её. Перевернул весь город, но не нашёл. Документы. Архивы. Списки. Всё – пустота.
Я бью кулаком в стену. Раз за разом. Пока не трещит штукатурка. Пока мои руки не начинают опять кровоточить.
– Я найду тебя, – шепчу я, глядя на свои разбитые кулаки. – Найду. Это обещание.
Но я не нашёл. Я солгал. Сам себе и Оле. Город оказался слишком большим. А потом мне сказали, что её распределили в область. Куда? Никто не знает.