Отец Феона. Тайна псалтыри - стр. 2
Не счита́я ну́жным что́-то объясня́ть сыновья́м, князь то́лько погрози́л им па́льцем и весо́мо изрёк:
– За столо́м сиди́те, и́роды. Поря́дком дом стои́т, непоря́дком – содо́м!
По́сле чего́ поверну́лся к жене́ и, сло́вно продолжа́я уже́ на́чатый ра́нее разгово́р, произнёс степе́нно, огла́живая бога́тую бо́роду:
– К Катьке на́шей, князь Ива́н Фёдорович Бе́льский сва́тается. Пи́шет, гото́в хоть за́втра под вене́ц. Что ду́маешь, мать? Отдади́м де́вку?
Мари́я Ива́новна взмахну́ла пу́хлыми рука́ми и воскли́кнула высо́ком срыва́ющимся от трево́ги го́лосом:
– Поми́луй, Михал Данилыч, корми́лец ро́дненький! Слы́шала я, его́ на ю́жные рубежи́ посыла́ют. На тата́р окая́нных. В са́мое пе́кло! А неро́вен час убью́т?
Князь нахму́рился, удивлённо посмотре́л на жену́ и пророни́л сквозь зу́бы:
– Пусто́е, мать, городи́шь! Ива́н Фёдорович, по́сле кончи́ны Вели́кого кня́зя Васи́лия опя́ть при дворе́ в расположе́ние вошёл. Ленка́ Гли́нская , хоть и ку́рва лито́вская, прости́ Го́споди, а в лю́дях разбира́ется. Князь тепе́рь на Москве́ Гла́вный воево́да, и в Сове́те Верхо́вном при малоле́тнем Ива́не чин не после́дний име́ет, так что жени́х он отме́нный. А опа́сно тепе́рь везде́. У нас чоли ти́хо? Я заче́м весь У́стюг переры́л? Сте́ны но́вые в четы́ре ряда́ мастерю́? По́сле того́ как в Каза́ни кры́мский царе́вич Сафа́-Гире́й сел, поко́я нигде́ нет. От Влади́мира до Перми́ го́рода за́ново стро́им. Оборо́ну крепи́м.
Княги́ня пожа́ла плеча́ми и, не гля́дя на му́жа, проворча́ла, упря́мо поджа́в гу́бы:
– Тебе́, оте́ц, коне́чно видне́е, но Бе́льские род не надёжный, случи́сь чего́, на́ша Катька ни за што, ни про што, под разда́чу попадёт…
Михаи́л Дани́лович озада́ченно почеса́л бо́роду и отве́тил, с осужде́нием гля́дя на жену́
– Вы Шу́йские, Бе́льских всегда́ недолю́бливали…
– Коне́чно, зато́ вы, Гедими́новичи, свои́х завсегда́ примеча́ли и на вы́ручку спеши́ли! – пари́ровала та, мо́жет быть да́же сли́шком ре́зко, что́бы каза́ться просты́м проявле́нием матери́нского беспоко́йства.
Почу́вствовав э́то, князь оби́женно засопел.
– Ну ведь неле́пость говори́шь, Ма́ша! Мы с тобо́й два́дцать лет в супру́жестве, трои́х дете́й вы́растили. Си́льно нам меша́ло?
Княги́ня бро́сила бы́стрый взгляд на испу́ганную дочь, насу́пила бро́ви и в сердца́х махну́ла руко́й:
– Ты, Михал Дани́лович себя́ с роднёй-то не пу́тай. У нас с тобо́й по любви́ всё сла́дилось. Не забы́л, как под мое́й светёлкой ноча́ми окола́чивался, а пото́м у отца́ выма́ливал? Катька, отрокови́ца ещё, жениха́ в глаза́ не ви́дела. А женишку́ пятьдеся́т годко́в сту́кнуло!
– Я всё по́мню. – произнёс князь в сердца́х хло́пнув ладо́нью по столу́ – То́лько не го́же ба́бе му́жу при де́тях пере́чить. Не вводи́ меня́ в грех, Ма́ша. Не согла́сна – молчи́. От Катьки мно́го не тре́буется. Вся́кая неве́ста для своего́ жениха́ роди́тся. Сперва́ сте́рпится, пото́м слю́бится. А князь Ива́н – хоро́ший челове́к. Зря не оби́дит…
Прислу́живавшая за обе́дом клю́чница, ма́ленькая, суха́я как вя́ленная во́бла, ба́бка лет девяно́ста о́т роду, сопровожда́я слугу́ несу́щего большу́ю, дымя́щуюся кастрю́лю с юрмой , по́сле слов кня́зя да́же кря́кнула с доса́ды.
– Ты Ми́шка, чего́ расхорохо́рился? – закрича́ла она́, подступа́я к кня́зю и тряся́ ма́ленькими кула́чками|кулачка́ми покры́тыми ста́рческими пя́тнами – Не коня́ продаёшь, а до́чку за́муж выдаёшь. Тут обду́мать всё|все тре́буется. Чай не на войне́!