Отец Александр Мень - стр. 22
Говорили, что после нашего отъезда, когда приехал отец Верочки, дядя Яша, как называли его, Алик безошибочно привел его на нашу полянку и сказал: “Вот здесь мы все сидели, и нам было очень хорошо. Как жаль, что тебя не было с нами…” Алик очень любил дядю Яшу. Когда были назначены выборы в Верховный Совет и по их округу кандидатом выдвинули профессора Бурденко, он сказал матери: “Ну и голосуй за Бурденку, а я буду голосовать за дядю Яшу”. Но он знал, что есть вещи, о которых и с дядей Яшей говорить нельзя».
«Он лучше меня понимал слово “конспирация”, – поясняет этот эпизод Вера Яковлевна, – и как ребенок не боялся ее».
Нечего и говорить о том, какой любовью был окружен мальчик, как заботились о его душе, направляя и оберегая ее.
Алику было два года с небольшим, когда семья переехала в коммунальную квартиру в доме на Большой Серпуховской улице, 38. Отец Веры Яковлевны женился вторично, и возникла необходимость разъехаться. Владимиру Григорьевичу удалось получить для семьи другое жилье.
«Наш дореволюционный дом был красного кирпича, – вспоминает Павел Мень. – Мы жили на втором этаже в четырехкомнатной квартире, занимали комнату 20 кв. м. Папа как будто гордился, что у нас такая большая комната. Еще было три семьи – точнее: муж с женой и трое детей, муж с женой и одинокий пожилой мужчина из бывшего купеческого сословия – Иван Иванович Кудин, вдовец. До революции была известна его мануфактура – “Кудинские платки”. (Его сын получил 10 лет за то, что предложил тост “За Россию” плюс происхождение. Помню, наверное, уже на поселении, он приезжал с Колымы. Все зубы у него были стальные.) Однажды – я был еще маленький – ему похвастал: “Я родился 1 декабря, в день смерти Кирова. А брат мой родился 22 января, на следующий день после смерти Ленина, как будто ему на смену…” Старик, по-волжски налегая на “о”, ответил: “Довольно одного” и оглянулся, не услышал ли кто.
Вторая семья – муж, жена и трое детей. Муж крепко зашибал. Спился на наших глазах. И дети тоже стали попивать. А еще была пара: Агафья Ивановна и Василий Иваныч. Милые люди. Василий Иваныч, по профессии слесарь, тоже употреблял. Но строго по норме: четвертинку в день.
Отопление в доме было, естественно, печное. Я помню, как мама боролась с печкой. Это была именно борьба. Когда что-то закипало, нужно было хватать кастрюлю и переставлять на плите в другое место, не такое горячее. Кухня была большая, тоже метров 20. Выход из нашей комнаты был прямо на кухню, где был единственный кран с водой, здесь же умывались. И на 12 человек один туалет с ржавой трубой, так что утром всегда в общественных местах было людно и весело. Но я помню, что в соседнем Арсентьевском переулке наши школьные товарищи жили в деревянных домах, и воду носили из колонки с улицы».
«В 38-м году у меня должен был появиться второй ребенок, – пишет Елена Семеновна. – После гриппа у меня было осложнение: инфильтративный туберкулезный процесс в правом легком. Врач настаивал на прерывании беременности, но я отказалась. Как врач ни убеждал меня, пугал, что я заражу старшего сына и мужа, даже заподозрил меня в толстовстве, настаивал на применении вдувания, что несовместимо с беременностью, я ни за что не соглашалась. Тогда муж созвал консилиум, и врачи решили, что меня надо отправить в деревню, усиленно кормить и каждый месяц делать рентгеновские снимки. Мы с Верочкой и Аликом уехали в Малоярославец. Верочка усиленно кормила меня, а сама похудела ужасно. Через месяц рентген показал, что инфильтрат уменьшился, а еще через месяц все зарубцевалось. Я выздоровела окончательно и 1 декабря родила совершенно здорового ребенка. Профессор и врачи изучали мои снимки и удивлялись. Они смотрели на это как на чудо. Когда я приехала осенью к о. Серафиму, он одобрил мое поведение».