Отдана в долг - стр. 20

— Читай, дылда, если умеешь.

— Да что вы…

— Тихо! — я накрываю ладонью рот сестры. Не хватало еще, чтобы и она получила. 

Я принимаюсь вдумчиво изучать документы. 

Господи!

Не верю в то, что вижу.

Оказалось, отец составил важный документ, на случай его смерти. Если с ним и с мамой что-то случится, то наш семейный бизнес перейдет в управление к его брату — единственному живому родственнику.

Женщины в нашем обществе не имеют права распоряжаться деньгами и вести бизнес до тех пор, пока им не исполнится двадцать семь лет. Минимум.

Мужчины нашего общества считают, что мы, слабый пол, недостаточно соображаем в делах рабочих. Не умеем рационально пользоваться материальными ресурсами и при первой же удобной возможности спустим всё на тряпки и сумочки дорогих брендов.

Дядя Баграм станет нашим опекуном до того момента, когда мне, как старшей дочери, не исполнится двадцать семь лет. Такие правила. 

— Есть вопросы? — деловито складывает руки на груди. Он тщательно обводит взглядом весь дом, я замечаю, как возбуждённо расширяются его зрачки. 

— Уйма.

— Хорошо, но мне на это плевать. То, что написано пером — не вырубишь топором. Я ваш опекун, отныне этот дом принадлежит мне, ваши судьбы в моём распоряжении. 

Баграм сразу же принимается диктовать свои права, выхватывая из моих рук бумагу. Небрежно комкает и засовывает их обратно в чемодан. 

— Ведёте себя покорно — не знаете проблем. Попытаетесь взбрыкнуть — пеняйте на себя. Я всего лишь хочу сделать из вас достойных леди, чтобы не стыдно было перед обществом. По дому всю работу делает прислуга, верно?

Киваем.

— Что ж больше такой халявы не будет! Я давно говорил брату, что он вас чересчур сильно разбаловал! Не слушал меня! Всё на блюдечке по первому зову подносил. Теперь вот выросли две кобылы, которые, я уверен, ни черта не умеют, кроме как жопой крутить, да наряды менять! Прислугу я распускаю. Все обязанности по дому, отныне, выполняете только вы.

— Что?

— Возникать, задавать вопросы, уходить куда-либо без разрешения из дома вам строго запрещается! Иначе… вы будете наказаны. 

Мамочка, папочка… На кого же вы нас оставили?!

Мы позеленели. 

— Где ваши комнаты? Немедленно показывайте!

Дядя вламывается в наши спальни и начинает нещадно потрошить наши гардеробные. Бранясь и отсчитывая нас по любому поводу, он выбрасывает наши вещи в окно.

— Ужасное, безвкусное, вульгарное тряпье! На улицу, живо! Выметайтесь.

Баграм выталкивает нас в сад и на наших глазах обливает наши любимые платья бензином. Чиркает зажигалкой и бросает её в центр огромной кучи из одежды. Очень дорогой, изысканной одежды, которая теперь вспыхивает за секунду как соломенная палочка.

— Нет! — заплакав, Тая бросается к горящим платьям.

— Стой, дурочка! Оно того не стоит, стой… — я еле-еле удерживаю её на месте, заключив в объятия. Она бьется у моей груди, как раненная птица с перебитыми крыльями. 

Наши наряды были более чем сдержанными, нам их покупала мама, а она воспитывала нас с любовью, но в строгости. Дядя не спроста сжег наши вещи. Он сделал это не потому, что они были вульгарными, хотя это вовсе не так, он сделал это для того, чтоб показать, кто в доме теперь главный. 

— Не хочу, чтобы он с нами жил, не хочу… — сестра ревет на моем плече, как же мне её жаль! — Я боюсь его, он монстр какой-то. Изверг, сатана!